Новый мировой порядок формируется в процессе изменений международных и национальных институтов, причём не только государственных, но и общественных. Соединенные Штаты, Великобритания и ряд других западных стран сумели организовать сеть самого широкого охвата из разного рода международных и национальных организаций, от тех, которые занимаются вопросами политики, экономики и безопасности, до гуманитарных, экологических, культурно-образовательных и спортивных. Все они, в конечном счёте, вынуждены формировать свою официальную (или не официальную) политику применительно от того, какие силы – глобальные или национальные – оказывают на них решающее влияние.
За новый мировой порядок сегодня борются две главные силы – Запад и не Запад, – каждая из которых продвигает с помощью институтов глобализации или автаркии идеи хаоса (как нового порядка, подконтрольного Западу) или национальной идентичности (с помощью национальных институтов автаркии), подконтрольной национальным интересам. Иногда эти интересы и институты концентрируются преимущественно вокруг двух коалиций, главными механизмами которых для глобализации являются – НАТО-ЕС[1], а для автаркии – БРИКС-ШОС, но не только[2].
Примечательно, что новый миропорядок и противоборство двух базовых тенденций относится не только к борьбе между основными центрами силы, но и внутри них. Это происходит из-за разницы в скорости процессов автаркии и глобализации. Особенно заметно это стало в 2024 году. Там, где автаркия опережает глобализацию, в Грузии, Азербайджане, Венгрии, Франции, Австрии, Словакии и др. странах, усиливаются антиглобалистские механизмы, подталкивающие деглобализацию. И, наоборот, в борьбе двух базовых тенденций может побеждать (как в Армении, например) идея глобализации. Во многом это зависит от эффективности тех или иных механизмов развития МО-ВПО.
Противоборство между институтами глобализации и автаркии происходит на нескольких уровнях и не всегда параллельно, хотя очевидно, что политическая и экономическая тенденции глобализации развиваются в параллель с культурной, образовательной, в целом гуманитарной. Так, например, США и их союзникам удалось взять под контроль международные спортивные институты, с помощью которых жестко регулируют участие спортсменов тех стран, которые в политике оказываются, не вполне лояльны Западу. И не только российских, но и китайских. В частности, например, позиция Китая по СВО оказалась под давлением не только политическим и финансовым, но даже Международного Олимпийского комитета.
Иными словами, контроль (или решающее влияние) над международными институтами со стороны США и членов западной коалиции позволяет им усиливать общие тенденции глобального мирового порядка. Так или иначе, но руководители стран, акторов и организаций вынуждены учитывать позицию США, которая может выражаться по любому, в том числе не политическому, не военному и не экономическому вопросу. Так, принятие закона «об иноагентах» в Грузии летом 2024 года сразу же привело к отказу США и стран ЕС финансировать целый ряд грузинских программ.
Собственно в 90-е и начале нулевых США ускоренно создавали такую систему, состоящую из широкой проамериканской военно-политической коалиции (включающую порядка 60 государств), а также искусственно созданные или реформированные международные институты и национальные НКО, контролирующие правящие элиты и процесс принятия решений в мире. В принципе можно признать, что эту задачу удалось решить настолько, насколько её можно вообще решить в условиях неравномерности мирового развития и неизбежного изменения в соотношении сил в мире в пользу новых центров силы:
– военно-политическая коалиция создана и успешно апробирована в Ираке, Ливии, Югославии, Сирии и на Украине;
– основные мировые институты (ОБСЕ, ООН, МБ, МВФ, и даже спортивные, научные и пр. институты) взяты под контроль или уничтожены;
– правящая элита многих государств в той или иной степени взята под контроль;
– два главных мировых инструмента – финансово-экономический и военно-политический – находятся практически под контролем глобалистов;
– предлагаемая «новая» система норм и правил, созданная искусственно США, заменила систему международного права. Она предполагала в том числе максимальную хаотизацию МО для более удобного сохранения контроля и замены оставшихся институтов и представителей правящей элиты других государств на новые, более удобные, для США. Фактически к началу ХХI века США смогли создать такую сеть институтов-инструментов регулирования мирового порядка, которая позволяла им манипулировать большинством процессов, происходящих в современной человеческой цивилизации, направляя их в нужно для них русло, будь то экология (режим энергосбережения и «зеленой экономики»), промышленное развитие (сокращение производства), образование (универсализация образования по англосаксонскому образцу) и пр.
Эти реформы мирового порядка со стороны США смогли затормозить и даже во многом повлиять на темпы и направления развития новых центров силы в мире, прежде всего, развитие Китая, Индии и России, адаптировать политику их правящих элит к потребностям США и глобальных игроков. Такая политика сохранила, однако, потенциальную угрозу для США и их партнеров, которую они четко обозначили в виде «ревизионистских держав»[3], начав с ними силовое противоборство с тем, что принудить их следовать обозначенным «нормам и правилам».
Это силовое давление стало нарастать со второго десятилетия нового века, усиливаясь по мере роста мощи и суверенитета новых центров силы, которое стало проявляться в мировой политике. Можно сказать, что ввод войск России в Сирию в 2015 году стал своего рода рубежом, когда один из таких центров силы – Россия – публично проявил неуважение к созданной США системе мирового порядка. В этой связи можно констатировать, что примерно во втором десятилетии произошел достаточно резкий переход от преимущественно не военных силовых средств политики Запада к военно-силовым[4].
Переход произошел незаметно, но системно, точно и в целом быстро, что не носило, однако, явно демонстрационного характера и не привлекло изначально особого внимания, сохраняя у значительной части правящей элиты государств иллюзию преемственности новых норм прежним международным нормам и правилам. На самом деле произошла подмена понятий, которая обнаружилась не сразу и не всеми политиками, которые, надо признать, оказались в итоге очень наивными (что для политика недопустимое качество). Во всяком случае, российские политики и политологи только зафиксировали эти изменения (прежде всего, в СНБ России 2015 года), но так и не придави им необходимого значения. Сохранялась инерция «вхожденчества» и приемлемости колониального положения России.
Не сразу обратили внимание и на активизацию политики военной силы. Просто силовые действия США и их союзников в еще большей степени были ориентированы на поддержку военной силой своих силовых шагов в политико-дипломатической и финансово-экономической областях, что стало явным только после «Крымской весны» и массированной подготовки ВСУ уже с лета 2014–2015 годов.
В целом, в те же годы стали нарастать многочисленные военно-технические акции и усилия, которые свидетельствовали о подготовке США и их коалиции к прямому военному противоборству с «оппортунистическими режимам» России, Китая, Ирана, КНДР и других стран. Это, в частности, отражается на эскалации роста военных расходов, самые высокие темпы которых, вместе с тем, приходятся на наиболее нестабильные регионы и страны. Общемировые военные расходы в 2023 году, например, выросли уже на 6,8% и достигли рекордного показателя 2,443 трлн долл. Стокгольмский международный институт исследований проблем мира считает, что «Рост глобальных военных расходов можно объяснить продолжающимся конфликтом на Украине и эскалацией геополитической напряженности в Азии, Океании и на Ближнем Востоке». Тенденция зафиксирована во всех пяти географических регионах, но сильнее всего в Европе, Азии, на Ближнем Востоке. В топ-3 стран, которые тратят на оборону больше всего, вошли США, Китай, Россия, Индия и Саудовская Аравия,[5] т.е. мировые центры силы стали ускоренно перевооружаться.
Вместе с тем, можно говорить и о том, что в правящей элите России еще сохранялись иллюзии в отношении будущего сотрудничества с Западом и нежелание сделать акцент на автаркии (провал «импортозамещения» – одни из примеров, а очередной реформы образования – другой). Эти иллюзии результат категорического нежелания большинства правящей элиты России, как они говорят, «возвращаться к совку», отказавшись от приоритетов «вхожденчества». Иллюзии сохраняются и сегодня у абсолютного большинства, которое затаилось в ожидании возвращения к прозападному курсу и комфорту.
В этом смысле попытки В.В. Путина инкорпорировать «новую элиту» (в том числе участников или сторонников СВО), как и библейские попытки «налить молодое вино в «старые меха», выглядят малопродуктивными. Безусловно, что те, кто поддержал СВО – на ЛБС или «на гражданке» – заслуживают продвижения наверх, но надо просто понимать, что старая элита это большинство затаившихся конъюнктурщиков-предателей, которые успешно мимикрировали все годы, – от руководства КПСС до демократического либерализма. Таких во властной элите большинство, причём, абсолютное. Достаточно прочитать их биографии, из которых сразу станет ясно, что они комфортно чувствовали себя при КПСС, либерал-демократах, либеральных государственниках и нынешних патриотах. Они и сегодня уже патриоты-государственники, которые искренне поддерживают СВО, но которые мгновенно изменят свое отношение, если произойдут перемены. Более того, сами и поддержат такие перемены. Ещё хуже – уже их готовят и поддерживают[6].
Поэтому главная проблема России на СВО это не военные успехи (которые в конечном счете неизбежны), а изменения в правящей элите, которая должна стать национально-ориентированной, а не выжидать возвращения «доброго старого колониального бытия» и «вхождения в Европу».
Точно то же самое и в политической науке, которая значительно быстрее, чем даже правящая элита приспособилась в «вхожденчеству» в цивилизованный Запад. Тем более, когда этому способствуют нормы и правила, разработанные не только на Западе, но и в родных министерствах, ВШЭ и РАН, от которых зависят реальные зарплаты, надбавки, командировки и пр.
Деглобализация[7] и процессы автаркии, ставшие не просто реальностью, но и альтернативой на Западе, в российской политической науке встречают самое серьезное сопротивление. И не только скрытое, которое выглядит удивительным в условиях СВО и набирающих силу тенденций автаркии (неизбежных в этих условиях), но и откровенное, открытое, когда программы курсов, диссертации, печатные работы (в том числе и курируемые государственными фондами и чиновниками) откровенно ориентированы на возвращение доминирования глобальных идей в Россию.
Но когда мы говорим о «доле» автаркии, соотношения с глобализацией, мы должны понимать, что для правящей элиты эта доля должна быть минимальна потому, что значительные её интересы ориентированы на Запад. В настоящее время мы эмпирически оцениваем эту долю, каждый раз понимаем, что она недостаточна. СВО – катализатор такого понимания. Слабая теоретическая база анализа механизмов глобализации и её полное отсутствие, если говорить о механизмах автаркии, привели к тому, что теоретически и практически мы не знаем почти ничего о том, как, кто и каким образом управляет политическими процессами в мире.
_________________________________________
[1] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современная стратегия США и НАТО на Украине // Обозреватель, 2024, май-июнь, № 3 (404), – сс. 28-46.
[2] Подробнее: Мир в XXI веке: прогноз развития международной обстановки по странам и регионам: монография / А.И. Подберёзкин, М.В. Александров, О.Е. Рожионов и др. // МГИМО МИД РФ, Центр военно-политических исследований, 2018. – 768 с.
[3] Практически во всех основных документах США в начала второго десятилетия нового века, прежде всего, Стратегии национальной безопасности и военной стратегии, был внедрен тезис об «опасных ревизионистских государствах», угрожающих США и мировому порядку.
[4] Действия западной военно-политической коалиции в предыдущие десятилетия, в том числе военные операции (даже в Афганистане, Ираке и Сирии), имели минимальное военное (даже второстепенное) значение, относительно других силовых действий США и их союзников.
[5] Цит. по: Чернышева М. Общемировые военные расходы достигли небывалого уровня. Ура.ру, 22 апреля 2024 г. / https://ura.news/news/1052759344
[6] См., например: Подберёзкин А.И. Некоторые вопросы теории и методологии анализа современных стратегий безопасности государств: монография / А.И. Подберёзкин; [редактор О.Е. Родионов]. Московский государственный институт международных отношений (университет) Министерства иностранных дел Российской Федерации, Центр военно-политических исследований, Кафедра всемирной и отечественной истории. – М.: МГИМО-Университет, 2023. 541 с.
[7] Начиная с форума в Давосе 2019 года, отмечается усиление значения процессов деглобализации. МВФ предупреждает о рисках фрагментации мировой экономики, которая может привести к снижению ее эффективности. Перспективы сжатия оцениваются в 0,2% мирового ВВП при «ограниченной фрагментации» и до 7% мирового ВВП при серьезном разделении. Технологическая фрагментация может обернуться потерей для стран 5% ВВП, а для некоторых стран – 8-12% ВВП. Разрыв торговых связей может отрицательно повлиять на страны с низким доходом и менее обеспеченных потребителей в странах с развитой экономикой. Экономическая фрагментация может привести к повышенной дисперсии доступа России к современным технологиям и внешнему заимствованию для инновационного развития.
