Мы оказываемся в новой обстановке и в новом, разреженном силовом поле. В этой чистой реальности идеологии теряют свою силу; статистические фокусы теряют свою силу; искажения СМИ и тактическое притворство политиков теряют свою силу. Больше нет никакого отношения к широко распространенным заблуждениям — или даже к теориям заговора. Остается суровая, жестокая реальность».
В. Орбан, премьер министр Венгрии
Надо отчетливо понимать, что Россия в 2024 году стоит перед «жесткой реальностью» и тяжелым выбором – сохранить в тяжелой борьбе суверенитет и национальную идентичность, либо окончательно раствориться среди государств, подконтрольных США. Всё будет зависеть в конечном итоге только от степени поражения и такой подконтрольности – как в Сербии и Венгрии, где будут принуждать к потере идентичности и суверенитета, либо как во Франции, где уже растворились в новой системе ценностей. Где-то публично будут говорить о независимости, а где-то постепенно согласятся с «жестокой и суровой реальностью».
Но и наша победа, отчасти в СВО, но, на самом деле в бескомпромиссной силовой борьбе с западной коалицией, будет не только тяжелой, но и только первым этапом в восстановлении нации и государства, разрушенных за последние десятилетия. Дальше нужна национальная стратегия, в которой мы должны победить по целому ряду критериев, по которым мы сегодня отстаем, технологиям, демографии, качеству человеческого капитала, образованию и науке (которые перестали быть национальными).
Огромное, даже решающее значение в этом имеет наши способность выстоять в неблагоприятных внешних условиях формирования того сценария развития человечества, который, к сожалению, уже ста доминирующим. Настоящий материал ни в коей мере не является законченным исследованием и не претендует на окончательные выводы относительно закономерностей формирования, а тем более конкретных сценариев развития МО[1] и ВПО[2], однако он вполне определенно дает оценку главных тенденций развития, не претендуя, в то же время на окончательные выводы, особенно с точки зрения военно-технической политики.
Цель изначально ставилась как формулирование основных направлений анализа и прогноза развития ВПО, в наиболее прикладном, военно-политическом значении, необходимом для стратегического планирования (СП) в России, необходимость которого долгие годы вообще отрицалось, а когда спохватились, уже было поздно. За 35 лет развития России она сменила, как минимум, трижды приоритеты, ценности и стратегии, которые даже и не пытались всерьез обсуждать, а, тем более, реализовывать.
И, наоборот, наши оппоненты, которых мы любим критиковать, за эти же годы последовательно, настойчиво и очень целеустремленно придерживались своих стратегий, одной из которых была стратегия уничтожения России и раздела её ресурсов. Так, как это происходит в общем виде в США в основных документах, например, военной стратегии страны[3].
В современный период, естественно, само существование России, как важнейшего субъекта ВПО, неизбежно и объективно поставило проблему повышения эффективности российской внешней политики в крайне неблагоприятных внешних условиях эскалации развития современного военно-силового сценария МО и его конкретного варианта – ВПО, направленного уже открыто на «стратегическое поражение» России.
Первый вопрос стратегического планирования – адекватность правящей элиты, которая является важнейшей предпосылкой объективности стратегического прогноза. Так, СВО показало реальное, а не фантизийное отношение не только «коллективного Запада», но и других стран к России. При этом были обнаружены «вдруг» некоторые, не замеченные прежде (или недооцененные по значению) особенности, например, что «идеальные внешние условия для России» (существовавшие, по признанию наших экспертов и политиков до 2014 года), стали иными, а именно – враждебными. Как яркий пример – вступление нейтральных Швеции и Финляндии в НАТО, чье вступление готовилось, как минимум 10 лет даже после развала ОВД[4].
Категорически не хотели на самом верху видеть как международные институты попадали под контроль США – от ООН и ОБСЕ до спортивных и прочих гуманитарных организаций и обществ. Не хотели видеть и того, что происходило на Украине, причём последовательно с конца 80-х годов. Иными словами, надо признать, что правящая элита СССР и России была (как минимум до 2014 года) не адекватна. Можно называть это «наивность» или чем-то еще, что категорически не должно быть у политика.
Второй вопрос – недооценка, более того, категорическое игнорирование главного фактора мощи и качества внешнего влияния – человеческого капитала. Только в 20-е годы, опять же «вдруг» было обнаружено исключительно сильное влияния развития национального человеческого капитала (НЧК[5]) и его институтов не только на развитие того или иного сценария ВПО, но и на политику, экономику (особенно ОПК[6]) и, в конечном счёте, на стратегию безопасности России. За 30 лет приоритетами были – «перестройка», «демократия», «либеральные реформы», «макроэкономическая стабильность» и пр., но про главный фактор развития и безопасности – человека, нацию – просто забыли. Из-за этого по большому счету и все проблемы – от развала государства до потери боеспособности и кризиса в управлении.
В результате оказалось, что по целому ряду направлений в стране в реальной политике удалось либо только подойти к конкретным результатам (подсчёте количества и качества НЧК), либо даже остановиться только на формулировке новых задач (например, роли в политике институтов развития НЧК).[7]
Решить проблему адекватной количественной и качественной оценки потенциалов государств и их военной мощи на этом этапе не удалось (впрочем, такая конкретная задача для этого этапа и не ставилась), хотя направления этих исследований проглядываются уже достаточно отчётливо. Тем более, если говорить о конкретных приёмах оценки и сопоставления государственной и военной мощи и военных потенциалов.
Так, в частности, надо понимать, что количественные оценки государственной или военной мощи не имеют абсолютного значения, хотя нередко и выступают традиционно в качестве главных критериев. Они всё больше отодвигаются по своему значению другими факторами силовой политики. Что, на мой взгляд, имеет ключевое значение для будущей военно-технической политики России и её стратегического планирования в военной области.
Если даже прежде в истории огромное значение имело политическое и военное искусство, воля и способности политиков и военачальников, а не только «большие батальоны», то в настоящее время – множество иных факторов стали играть ещё более важное значение. В частности, таких как внутриполитическая стабильность, качество НЧК и его институтов и пр. От качества институтов зависит точность СП и, в частности, прогноза, политическое и военное искусство. Уничтожение в последние десятилетия таких институтов, прежде всего, научно-образовательных, в России, включая ВС, привело фактически к потере её руководством целых школ анализа и прогноза, реальных практических компетенций, что отразилось непосредственно на ходе СВО.
Огромное значение приобретают в этой связи онтологические исследования и образование по военно-политической проблематике, которые в последние годы стали существенно хуже. Нередко приходится либо отказываться от самостоятельных оценок, либо использовать препарированные Западом оценки и рекомендации. Сегодня, например, гораздо важнее знать как соотношение сил влияет на политические – силовые (военные и не военные) и иные возможности, – в частности, например, на стратегическую стабильность[8]. При понимание того, что представление об этом явлении не только между западными, но даже среди российских политиков и ученых разное: если на Западе имеют ввиду, прежде всего стабильность как сохранение контроля за использованием ЯО (причем, как правило, только стратегического), то мы понимаем стратегическую стабильность значительно шире – как состояние неприменения военной силы в качестве внешнеполитического инструмента. Причём на всех уровнях военного конфликта, а не только ядерном.
Такое соперничество является одним из последствий нарастающего силового противоборства в МО, которое проявляется не только и даже не столько в военно-технической области, сколько в многих других областях.
Таким образом, нарастающая эскалация военно-техническое противоборства между государствами и коалициями выступает, во-первых, неизбежным следствием развития одного из сценариев (в каком-то из его конкретных вариантов) МО и ВПО, а именно – усиление эскалации военно-силового давления на Россию, а, во-вторых, проявляется в создании целого нового набора силовых факторов, где собственно военно-техническое соперничество играет не всегда исключительную роль ( хотя сохранение «решающего превосходства на всех уровнях противостояния и продолжает оставаться требованием внешней и военной политики США)[9].
Очевидно, что среднесрочная и долгосрочная перспектива развития ВПО в мире будет очень опасной, что потребует своевременного внесения корректив во все области военной политики и военной стратегии России, а также военной доктрины.
________________________________________
[1] Некоторые аспекты развития МО были рассмотрены, например, в работе: Стратегическое прогнозирование международных отношений: кол. монография / под ред. А.И. Подберёзкина, М.В. Александрова. М.: МГИМО-Университет, 2016. 743 с.
[2] См. подробнее: Некоторые аспекты анализа военно-политической обстановки: монография / под ред. А.И. Подберёзкина, К.П. Боришполец. М.: МГИМО-Университет, 2014.- 874 с.
[3] См.: Summary of the National Defense Strategy of the United States of America. Wash. Jan., 2018, p. 11.
[4] Так, «дружеская Финляндия» подписала с ЕС и НАТО более 1400 (!) соглашений и договоренностей разного уровня, а в ЕС был даже создан Комитет по военной разведке.
[5] В принципе значение НЧК и его институтов стало объектом внимания в начале нулевых, когда автор работал в аппарате Правительства РФ, что нашло свое отражение в ряде документов и печатных работ, опубликованных под псевдонимом в те годы. См., например: Приоритетные национальные проекты ми новая идеология, Часть 1 и Часть 2. М.: СГА, 2006. 362 с. и 296 с. Однако в полной мере такая переоценка не произошла до настоящего времени.
[6] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Современная военно-промышленная политика в условиях четвертой промышленной революции. В кн.: Промышленная политика: монография / коллектив авторов; под ред. А.С. Булатова. М.: КНОРУС, 2020, сс. 151–176.
[7] Надо признать, что за последние 20 лет в этой области в России было сделано немного. В реальности, это признание СМИ не средством информации, а силовым не военным оружием, что еще в начале столетия было нереальным (См., например: Подберёзкин А.И. Средства массовой информации в развитых странах: свободы и несвободы. М.: ИД «А.Л. Федоров», 2004. 2007 с.).
[8] В частности, проблеме критериев стратегической стабильности была посвящена специальная работа: Подберёзкин А.И. Политика стратегического сдерживания России в XXI веке. М.: ИД «Международные отношения», 2019, сс. 68–91.
[9] См.: Summary of the National Defense Strategy of the United States of America, Wash. Jan., 2018, p. 5.
