У новой системы, создававшейся США, было много новейших особенностей, отличавших её от системы международной безопасности, существовавшей после Второй мировой войны. Поэтому остановимся только на некоторых особенностях.
Первое. В начале XXI века стало очевидным, что США стали демонтировать – сознательно и последовательно – сложившуюся за предыдущие десятилетия систему международной безопасности. Прежде всего, её институты, договоренности, соглашения и нормы. Они сознательно, быстро и последовательно расчищали политическое пространство для учреждения собственных «норм и правил», откровенно не считаясь с существовавшими реалиями.
В этих условиях борьба за сохранение прежней системы международной безопасности (международно-правовой, традиционной системы отношений между субъектами МО, сложившейся после Второй мировой войны) со стороны России, руководство которой искренне пыталось сохранить прежнюю систему, носила справедливый, но заведомо проигрышный характер. В условиях, когда Запад сделал ставку на силовое сохранение миропорядка в своих интересах, это было бессмысленно.
Это можно было бы сделать только при условии качественных, принципиальных уступок и, в конечном счете, капитуляции в интересах Запада, пр и полной потере суверенитета, а затем и национальной идентичности. Тем не менее В.В. Путин достаточно искренне и настойчиво пытался это сделать, нередко теряя, а не приобретая политические очки, натыкаясь каждый раз на отказы США и прямой обман «партнеров». Вплоть до категорического заявления-ультиматума, сделанного США и НАТО в декабре 2021 года.
Подобная бесперспективная политика «борьбы за мир» во многом дезориентировала не только другие страны и подрывала авторитет руководства страны и его дипломатии (авторитет МИД внутри России также падал), но, главное, собственное общественное мнение и правящие элиты, которые достаточно благодушно относились к таким радикальным изменениям в мире, ориентируясь в целом на формально позитивные оценки развития МО и ВПО. Тревожные ноты, которые звучали в выступлениях и нормативных документах президента, на этом фоне не оставались замеченными, но – что важнее – не требовали существенного ускорения действий по укреплению собственной военной безопасности.
Второе. Сутью глобальных перемен было противоборство двух доминирующих тенденций – глобализации и автаркии, которое неизбежно вело к хаотизации международных отношений. В условиях хаоса и снижения значения международного права (фактически – отказа от него) резко и объективно возрастает роль военной силы. Прежде всего, национальной. Это также неизбежно повышает значение во внешней политике военно-технических аспектов в ущерб политико-дипломатическим. Сдвиг, который произошел в этой области, во многом оказался не замеченным в России.
С точки зрения внутриполитической, финансовой и экономической этот сдвиг требует усиления политики автаркии во всех аспектах – от развития национальной экономики, до приоритета в области национальных НИОКР и образовании, – чего не было сделано накануне 2022 года. Усиление акцентов на стратегии и стратегическом планировании, формирование системы приоритетов в эти годы происходило в России – надо признать, но происходило скорее публично-декларативно: одни программы сменялись на другие, одни приоритеты – на следующие и т.п. Пример – программа импортозамещения, которая была заявлена и неоднократно подтверждалась с 2014 года, но так и не была выполнена к 2022 году.
Эти процессы начались (причем, достаточно быстро) во всех гуманитарных областях, но с существенным опозданием, поэтому значительная часть общества в России оказалась не готовой к условиям СВО, прежде всего, психологически, морально и информационно. Это выразилось, в том числе, в массовом бегстве за границу в 2021–2022 годах, которое сменилось постепенным возвращением в 2023 году части правящей элиты и общества.
Третье. Для России в этих условиях предстояло неизбежное резкое усиление темпов развития военной политики и военного строительства, неизбежный рост экономических и финансовых издержек, максимальная мобилизация военных возможностей в относительно мирных условиях, что после неудачных «реформ» требовала снижения темпов социально-экономического развития. Некоторые области – военная наука и образование, например, вообще оказались развалены. Некоторые – создание БПЛА, связь, военное управление, разведка, космос и др. фактически не соответствовали современным потребностям, но это состояние откровенно замалчивалось. Также как и военно-промышленное производство, которое нередко ограничивалось выпуском образцов, либо мелких серий: РСЗО «Торнадо-С», например, было создано в количестве одного дивизиона, танки Т-14 – 300 штук, истребители СУ-57 – менее десятка и т.д.
Другими словами, с точки зрения подготовки к масштабным военным действиям до 2022 года было сделано явно недостаточно. Одно из объяснений – правительство страны было вынуждено маневрировать весь период между затратами на развитие страны и расходами на разработку, содержание ВС и ВВСТ[1].
Это объективно сдерживало военно-технические возможности обеспечения военной безопасности. СНБ РФ, принятая в июле 2021 года, впервые нормативно попыталась сочетать задачи усиления в обеспечении безопасности и социально-экономического развития, которые, сохранились и после февраля 2022 года в стратегии России (хотя и приходилось, естественно, отчасти пересмотреть в условиях начавшейся СВО на Украине).
Таким образом, вопросы обеспечения национальной и международной военной безопасности в третьем десятилетии для России приобретали совершенно новое значение, а именно: каким образом не только военно-технически, но и политико-дипломатически обеспечить безопасность России в условиях разваливающейся системы международной безопасности при сохранении темпов социально-экономического развития? Эта противоречивая задача, естественно, оказалась трудноразрешимой в условиях усиления внешнего давления: ВВП России снизился в 2021 и обвалился на 12% в 2022 году, но – что оказалось неожиданным для власти – стабилизировался и даже начал рост в 2023 году. Это «необъяснимое» поведение экономики и финансов для макроэкономистов вполне объяснимо с точки зрения усиления значения автаркии в развитии страны. Ослабление влияния глобализации неизбежно вело к усилению военно-политических и военно-экономических возможностей России, плановости – к ослаблению рыночной стихии.
В дальнейшем шел мучительный, бессистемный и лихорадочный процесс восстановления военно-технических возможностей России, который условно можно разделить на два периода. Первый – до 2010 года, когда вялые шаги сопровождались непоследовательными и противоречивыми действиями в области ОПК и военного строительства.
Второй – после 2010 года, – когда объективно возросшее внимание высшего руководства сопровождалось нередко непрофессиональными, запоздалыми, недостаточными и непоследовательными шагами в области восстановления боеспособности ВС и ОПК. Так, например, фактически свертывалось централизованное финансирование НИР и даже ОКР, которыми стали заниматься в основном сами производители ВВСТ за собственный счет. В эти же годы в США продолжалось массированное инвестирование в НИОК, составляющее более 10% военного бюджета. В 2024 ф.г., например, при планируемом военном бюджете США в размере 886 млрд долл. и 826 млрд долл. специально для Министерства обороны, Комитет Палаты представителей по вооруженным силам разрешит выделить средства на исследования и разработки в размере 15,77 млрд долл. для армии, 26,05 млрд долл. для ВМФ и морской пехоты, 46,53 млрд долл. для ВВС и 19,56 млрд долл. для космических сил[2].
В итоге, к началу СВО на Украине мы не обладали полноценными ВС и ОПК, способными обеспечить длительные и масштабные военные действия, а военное командование формировалось по принципу симпатий для высшего начальства, что не раз очень образно отмечал Е.Пригожин. Россия оказалась готовой к локальной войне на небольшом ТВД по аналогии с Сирийским конфликтом или конфликтом с Грузией, в которых принимало участие очень ограниченное число войск и ВВСТ.
Это означает, что концепция «сочетаемости» развития и обеспечения безопасности, утвержденная нормативно СНБ ОФ 2021 года, в 2023 году уже устарела. Необходимо было срочно переходить к мобилизационной модели развития ВС, общества и экономики[3]. Это всё равно неизбежно произойдет, но если такой переход запоздает, то может произойти военное поражение России и её внутриполитическая дестабилизация.
Вместе с тем, переход к мобилизационной модели, который является нормальным процессом при усилении автаркии, очевидно ускорит положительные процессы в развитии страны, которые обозначились в экономике и политике Росси с началом СВО. Надо осознанно понимать, что процессы автаркии, доминирующие в мире, предоставляют шанс каждой нации не только на выживание и сохранение национальной идентичности и суверенитета, но и эффективного участия в укреплении международной безопасности. Эта осознанная автаркия, кроме того, позволяет полнее использовать достижения и преимущества глобализации потому, что такое применение происходит с учетом национальных условий и особенностей.
________________________________________
[1] Подберёзкин А.И. Современная национальная стратегия России в области военной безопасности / Подберёзкин А.И., Родионов О.Е. – М.: МГИМО-Университет, 2022. – 440 с.
[2] Кац Дж., Марроу М. Законопроект о расходах Пентагона на 826 млрд долл. вызывает споры с санкционирующими органами. Срочные военные новости, 16 июня 2023 г. / https://breakingdefense.com/2023/06/house-appropriators-826b-pentagon-spending-bill-sets-up-fights-with-authorizers/
[3] Гитлеровские военные теоретики говорили в 1943 году о том, что «тотальная мобилизация в масштабной войне неизбежна» и может быть только запоздалой.
