На протяжении всей нашей истории доблесть наших войск способствовала интеллектуальной лености наших генералов[1]
Н. Головин, русский генерал и военный теоретик
Смена парадигм развития мирового миропорядка и всей МО предполагает в итоге не только смену парадигм развития ВПО, а в конечном счете всех региональных и локальных СО, но и радикальную смену основных видов и систем ВВСТ, и качественных изменений военного искусства, более того, смену политических и нравственных доминант правящих элит[2]. Иными словами, смена парадигм миропорядка означает самую радикальную ломку всей системы военно-политических отношений на всех уровнях, масштабы которой только ещё начинают осознаваться[3].
И происходит эта смена, прежде всего, на самом высоком политико-цивилизационном уровне, когда появляется экзистенциальная угроза существованию уже не только государств (как при мировых войнах), но и нациям, и цивилизациям, доминирующим философским и цивилизационным установкам и ценностям. В нашем случае – замена либерально-глобалистских финансово-экономических приоритетов на национальные интересы и ценности у правящей элиты всей страны. Иными словами, изменения в миропорядке происходят одновременно на нескольких уровнях, а военные последствия смены парадигм происходят одновременно в нескольких областях.
Такая логика отношений между субъектами ВПО – норма для США. В ежегодном обзоре разведывательного сообщества США за 2021 год, например, отмечалось, что «Россия использует самый широкий спектр силовых средств – от политического влияния и разведки, а также контртеррористических операций, военной помощи, торговли, убийств и пр. для подрыва интересов США»[4].
Смена главного психофизиологического фактора правящей элиты – революция. Примерно такая же глубокая, как революция 1917 года, отменившая главную доминанту – собственность. Эта, последняя трансформация, – самая сложная и радикальная потому, что правящие элиты фактически меняют личные приоритеты, отказываясь от либерально-финансовых ценностей в пользу национальных[5]. Так произошло, например, в Нижнем Новгороде в начале XVII века, когда не только К. Минин, но и большинство состоятельных граждан отдали свое имущество для армии освобождения России[6]. Нижегородский совет первоначально озаботился созданием войск только для обороны города, но Минин проявил куда большую общественную активность, призывая озаботиться судьбой всего погибающего государства. Призыв нашел отклик, при этом предприимчивые нижегородцы понимали, что сражаться за Россию должны хорошо оснащенные служилые люди. Осенью 1611 года в Нижнем решили собирать средства для организации армии из служилых людей «разного прибора». Все нижегородцы сдавали треть своего имущества, уклонявшихся от сборов наказывали полной конфискацией. Сам Минин сдал в общий котел все свое имущество, включая драгоценности жены и серебряные оклады с домашних икон[7].
Смена доминанты, как видим, сопровождалась радикальными решениями. Для сравнения: в России 2023 года так и не ввели налога на богатых и даже прогрессивного налога, а СВО для многих стала «просто бизнесом». При этом, ни о какой массовой конфискации (даже у преступников) или предателей речи не шло.
Это означало только одно: смена парадигм в развитии человечества пока что в минимальной степени затронула правящую элиту России, сохранившую в целом прежнюю либеральную доминанту. Она оказалась до настоящего времени маловосприимчива к глобальным переменам, прежде всего, потому, что доминанта в поведении была сохранена на уровне 90-х годов. В центре стоят реальные («конкретные») ценности, а не идеологические (хотя быстрое развитие православной культуры среди её части каким-то образом уживалось с этими ценностями). В 2023 году я писал по этому поводу: «Политика и стратегическое планирование (СП) в современных условиях (после февраля 2022 года) происходит в атмосфере искусственно искаженной политической реальности, когда нравственные нормы, нормы международного права, созданные институты безопасности и стабильности фактически перестали работать. Строго говоря, противоборство с Западом и стратегическое планирование в России происходит в условиях нарастающего в мире внешнего хаоса и энтропии, создаваемых искусственно с помощью ложных исторических, нравственных и правовых нарративов»[8].
В условиях СВО многие отмечали эту искаженную реальность не только в СМИ, но и в политике государств, которая имела мало общего с действительностью. Существовал очевидный «когнитивный диссонанс», который в 2022–2023 году не удавалось преодолеть на общенациональном уровне. Этот диссонанс имел очевидные последствия и в военно-политической области. «Поход справедливости» Е.В. Пригожина по большому счету имел не столько субъективные основания – амбиции и стремления к власти, сколько опирался на социальный фундамент недовольства. Это имеет огромное значение потому, что в конечном счете не только в СВО, но и в любом военном конфликте, побеждает та сторона, где нет острых внутриполитических противоречий и имеется ясная поддержка большинства нации, которую не компенсируют ни обман, ни террор. При смене парадигм развития МО важно понимать, что результаты силового противоборства будут прямо зависеть от состояния общества.
С точки зрения последствий смены парадигмы МО эти процессы в военной политике западной коалиции означали, что фактически, уже к началу 2020 года Россия, Китай и целый ряд других стран встали перед качественно новой военно-политической реальностью, – третьим этапом «переходного периода» развития военно-силового сценария ВПО, когда США и их союзники сформулировали задачу уже не простого ослабления влияния России и этих государств, и даже не ограничения их суверенитета и размывания идентичности, но ликвидации этих общностей, которые столетиями формировалась на огромных территориях (применительно к России – Российской империи и СССР), превращение её, включая территорию собственно РФ, в набор зависимых территорий[9]. Такие радикальные цели в отношении новых центров силы стали к 2021 году вполне понятны не только в России и в Китае, но и в целом ряде других государств, некоторые из которых (как, например, Индия) не высказывались по этому поводу публично, хотя из некоторых комментариев было ясно, что там понимают хорошо новые реалии.
События в августе 2020 года в Белоруссии, а затем в Нагорном Карабахе, Молдавии и в Казахстане наглядно продемонстрировали неизбежность очередного этапа развития этого военно-силового сценария.
Этот сценарий окончательного развала постсоветского пространства, нового (после развала ОВД и СССР, дезинтеграции Югославии и Чехословакии) качественного перехода означает «переходный период»[10], который развивается в настоящее время и вариант которого, вероятно, будет развиваться до 2025 года, но существенные коррективы будут внесены именно во второй части этого периода в 2025–2035 годы. Именно тогда должны, на мой взгляд, произойти окончательные изменения в состоянии МО и ВПО в Европе, Евразии и в мире[11].
Эти радикальные изменения в ВПО в Европе и в мире должны быть внесены уже не только с помощью силы вообще, но и военной силы, в частности. Собственно «переходный период» это период качественного перехода от силовой политики Запада и его коалиции в отношении России и других стран к военно-силовой политике, когда силовая политика будет опираться не только на угрозу, но и на прямое применение военной силы. Первые шаги такой политики были апробированы в Югославии, Ливии, Ираке, Сирии и на Украине. Тогда же удалось либо нейтрализовать влияние России, либо минимизировать его до ограниченного уровня, как это было в Косово и Сирии. При этом, военно-силовой сценарий не предусматривает обязательного прямого участия НАТО (особенно США, Великобритании и Франции) в войне. Как показал опыт СВО, непосредственное участие в вооруженном конфликте будет поручено «передовым отрядам» западной коалиции – Украине и другим восточноевропейским странам (Польше, Румынии, Словакии, Прибалтике), которым будет оказана максимальная финансовая и материальная поддержка.
«Переходный период» это новый этап, когда Россия объявляется открытым врагом Запада, с которым не допустимы соглашения и компромиссы. Тем не убедительнее звучат призывы к переговорам, которые могут стать реальностью в этих условиях, только когда на них будут вынуждены пойти США. Именно поэтому спешно ликвидируются все прежние договоренности и институты, а оставшиеся откровенно используются в интересах Запада. К 2022 году именно такое положение и сложилось: Россия в результате массированной информационно-психологической обработки превратилась из «партнера» во врага, против которого консолидировано выступило практически 100% западной элиты, а созданные институты международной безопасности и оставшиеся соглашения были фактически уничтожены. Это означает, что практически все препятствия для вооруженных действий устранены[12].
Исключение – необходимый уровень ВС и ОПК, запасов ВВСТ и боеприпасов, которых, как показала СВО, у западной коалиции недостаточно. Не только страны НАТО, но и Россия не готовились к масштабному военному конфликту с точки зрения его интенсивности и длительности. Военные доктрины предполагали военные действия по типу войны в Ираке, где ВВС и ВТО в течение нескольких месяцев уничтожают противника, а сухопутные силы занимают и контролируют территорию (при поддержке – подкупе – ЦРУ основных противников). Как справедливо отмечает генерал армии Ю.Н. Балуевский, «Вооруженные конфликты после 2000 года были не самыми поучительными: воздушные кампании Запада против Ирака (2003 г.) и Ливии (2011 г.) велись против ослабленных многолетним давлением противников»[13].
Потребуется развертывание массового военно-промышленного производства, на которое уйдет не менее 1,5–2 лет. Но не только. Потребует пересмотр основных положений военного искусства. Как показал опыт СВО, где тактические приемы менялись иногда 3–4 раза за месяц, последствия смены парадигмы развития МО в военной области будут качественными.
В результате таких изменений к 2035 году должны появиться принципиально новые структуры и модели развития МО и ВПО, отличающиеся от нынешних, которые пока что характеризуются достаточно простой политикой силового доминирования западной военно-политической коалиции. Проблема, однако, в том, как, каким образом, и по какому сценарию пройдет этот заключительный, этап «переходного периода. На мой взгляд, теоретически этот переход может произойти по следующим сценариям в период 2025–2035 годов:
1. Под контролем и силовым давлением со стороны Запада в целом в том виде и такими же средствами, – пролонгацией в развитии современного варианта сценария развития ВПО, т.е. инерционно. Инициатива по использованию военно-силовых средств и методов будет сохраняться за Западом (США и их союзниками) не только в Европе, в частности, в ходе СВО, но и в других регионах. Как минимум, до 2025 года, когда Западу удастся либо обеспечить себе необходимое военно-техническое превосходство и перейти к прямому военному конфликту, либо – что более вероятнее – втянуть в военный конфликт на своей стороне кроме Украины другие восточноевропейские и даже центрально-европейские страны.
2. В результате серии региональных и локальных столкновений с Западом других ЛЧЦ и коалиций, которые могут привести к неожиданным (как и во всех войнах) результатам, в частности, даже тактическому поражению западной коалиции, например, от китайской или исламской коалиции.
3. Как следствие глобальной войны между западной коалицией, китайской, российской, исламской или индийской коалиции, которая может вестись как на уровне конвенциональном, так и с применением ЯО.
4. Как результат успешной политики военно-силового принуждения Западом к капитуляции правящих элит других субъектов ВПО без прямого использования военной силы.
5. Как результат информационно-когнитивной победы Запада над другими ЛЧЦ и центрами силы.
6. Наконец, как внутриполитический кризис, который может привести к расколу как внутри западной коалиции, так и внутри стержневых государств-лидеров других ЛЧЦ.
Последствия для ВПО в мире, естественно, будут различны. Они будут отличаться друг от друга, прежде всего, тем, по какому из сценариев будут развиваться события.
Таким образом, на мой взгляд, существует несколько разных возможных, принципиально отличных, сценариев развития ВПО, из которых я выделил один, наиболее вероятный сценарий и вариант его развития ВПО, а именно – первый по порядку и значению – который будет продолжением развивающегося в настоящее время (2010–2025 гг.) варианта сценария «Усиления военно-силовой эскалации» развития ВПО.
Не исключен и другой сценарий смены парадигмы МО – хаотизация, фрагментация и окончательный развал оставшейся системы МО. В 2022 году, например, предупреждали эксперты Saxo Bank, в мире активизируются «революционные движения», не все из которых приведут к позитивным сдвигам. «Грядет революция!» – в этих двух словах сформулирована суть новой подборки «шокирующих прогнозов», которые в конце каждого года публикует датский Saxo Bank. Эксперты инвестбанка полагали, что в мировой экономике и обществе в целом «растет напряжение», справиться с которым нынешняя система в принципе не способна. А это значит, что революция не возможна, а неизбежна, вопрос только в том, «когда и как она произойдет». «Если нынешняя система должна измениться, но не может, революция – единственный путь вперед», – заявил директор по инвестициям Saxo Bank Стин Якобсен. Авторы прогноза Saxo Bank предупреждают, что их предсказания не представляют собой официальных рыночных прогнозов, а касаются в первую очередь маловероятных событий, но возможность их воплощения в жизнь не стоит недооценивать.
Аналогичная ситуация с большинством видов и типов ВВСТ, например, стратегические бомбардировщики Ту-160 и Ту-95, вертолеты МИ-8 и МИ-24, большинство орудий и РСЗО стоят на вооружении уже более 60 лет. Тем более, это относится к значительному числу судов ВМФ. Иначе говоря, принятие решений о создании ВВСТ и их разработке занимает иногда не одно десятилетие, а их применение еще несколько десятилетий. Поэтому принципиально важно иметь максимально точное представление о характере будущих военных конфликтов и войн, наиболее важных средствах вооруженного насилия, которое прямо вытекает из прогноза развития ВПО и СО в мире.
Оперативный прогноз, как промежуточный этап стратегического прогноза, ориентирован на 5–6 лет, что показал в очередной раз В.В. Путин в своем послании ФС РФ в марте 2024 года.
Таким образом, начальной точкой СС формирующими МО. Прежде всего, между тенденциями глобализации и автаркии.
Очевидно, что в таком прогнозе будет много переменных и неопределенностей, но также важно, что в нем будут и некоторые вполне определенные, даже стабильные факторы, которые необходимо, прежде всего, вычленит и учитывать.
Один из них – «беспроигрышность» автаркии, которая заключается в том, что усилия в области автаркии в худшем случае могут принести несколько меньший результат, но никогда не будут напрасными. Будь то в военной области или образовании.
Таким образом, в рамках большой будущей неопределенности возникает главный вопрос: как государства – субъекты МО и центры силы должны вести себя в этих условиях? Присоединиться к наиболее сильному? Такое присоединение может дать возможность использования преимуществ глобализации.
Или, наоборот, к наиболее слабому? Что, как показывают примеры некоторых стран бывшего СССР, позволяет использовать их возможности.
Или всё-таки проводить самостоятельную политику, как это делает Китай последние годы. Рассмотрим его стратегию подробнее в качестве примера для такого стратегического выбора.
На протяжении более двух десятилетий Китай ссылался на «новую концепцию безопасности», которая охватывает такие нормы, как общая безопасность, системное разнообразие и многополярность. Но в последние годы Китай считает, что он приобрел возможность реализовать свое видение. С этой целью в течение своего первого десятилетия у власти Си Цзиньпин выпустил три отдельные глобальные программы: Инициативу «Пояс и путь» (BRI) в 2013 году, Инициативу глобального развития (GDI) в 2021 году и Инициативу глобальной безопасности (GSI) в 2022 году. Каждый из них в той или иной степени способствует трансформации международной системы и занятию центральному месту Китая в ней[14].
Первоначально BRI был для Пекина платформой для удовлетворения потребностей в жесткой инфраструктуре развивающихся стран и стран со средним уровнем дохода, используя при этом избыточные мощности китайской строительной отрасли. С тех пор он расширился и стал двигателем геостратегии Пекина: внедрение китайских экосистем цифровых технологий, здравоохранения и экологически чистых технологий во всем мире; продвижение своей модели развития; расширение сферы действия своих вооруженных сил и полиции; и продвижение использования своей валюты.
GDI фокусируется на глобальном развитии в более широком смысле и ставит Китай прямо на место водителя. Часто сотрудничая с ООН, он поддерживает небольшие проекты, направленные на борьбу с бедностью, цифровую связь, изменение климата, здравоохранение и продовольственную безопасность. Это продвигает предпочтение Пекина экономическому развитию как основе прав человека. Например, в одном правительственном документе по программе другие страны обвиняются в «маргинализации вопросов развития из-за упора на права человека и демократию».
Пекин позиционирует GSI как систему, которая, как выразились некоторые китайские ученые, обеспечивает «китайскую мудрость и китайские решения» для содействия «миру и спокойствию во всем мире». По словам Си Цзиньпина, GSI выступает за то, чтобы страны «отвергли менталитет холодной войны, выступили против односторонности и сказали «нет» групповой политике и блоковой конфронтации». Лучший курс, по мнению Си Цзиньпина, предполагает создание «сбалансированной, эффективной и устойчивой архитектуры безопасности», которая разрешает разногласия между странами посредством диалога и консультаций и поддерживает невмешательство во внутренние дела других стран. За своей риторикой GSI призван положить конец системам альянсов США, сделать безопасность предварительным условием развития и продвигать абсолютный суверенитет и неделимую безопасность – или представление о том, что безопасность одного государства не должна обеспечиваться за счет безопасности других. Китай и Россия использовали эту идею, чтобы оправдать вторжение России в Украину, предполагая, что нападение Москвы было необходимо, чтобы помешать расширяющемуся НАТО не угрожать России.
Но стратегия Си начала реализовываться только в прошлом году, с обнародованием Глобальной цивилизационной инициативы в мае 2023 года. GCI продвигает идею о том, что страны с разными цивилизациями и уровнями развития будут иметь разные политические и экономические модели. Он утверждает, что права определяют государства и что ни одна страна или модель не имеет полномочий контролировать дискурс о правах человека. Как выразился бывший министр иностранных дел Цинь Ган: «Не существует универсальной модели защиты прав человека». Таким образом, Греция с ее философскими и культурными традициями и уровнем развития может иметь иную концепцию и практику прав человека, чем Китай. Оба одинаково действительны[15].
Китайские лидеры прилагают все усилия, чтобы убедить страны и международные институты согласиться с их мировым видением. Их стратегия многоуровневая: заключение сделок с отдельными странами, интеграция их инициатив или их компонентов в многосторонние организации и внедрение их предложений в институты глобального управления. Моделью такого подхода является BRI. Около 150 стран стали участниками программы, которая открыто защищает ценности, составляющие видение Китая, такие как главенство развития, суверенитет, политические права, определяемые государством, и общая безопасность. Это двустороннее соглашение сопровождалось усилиями китайских чиновников связать BRI с другими усилиями по региональному развитию, такими как Генеральный план по связям до 2025 года, созданный Ассоциацией государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН).
Китай также успешно внедрил BRI в более чем два десятка агентств и программ ООН. Особенно усердно он работал над согласованием инициативы «Пояс и путь» и нашумевшей Повестки дня ООН в области устойчивого развития на период до 2030 года. Департамент ООН по экономическим и социальным вопросам, который, уже более десяти лет, возглавляет китайский чиновник, подготовил отчет о поддержке инициативы «Пояс и путь». Доклад был частично профинансирован Целевым фондом мира и развития ООН, который, в свою очередь, был первоначально создан за счет обещания Китая в размере 200 миллионов долларов. Такая поддержка, несомненно, способствует энтузиазму, который многие высокопоставленные чиновники ООН, включая генерального секретаря, проявляют в отношении BRI.
Понятно, что прогресс в области GDI, GSI и GCI находится на более зачаточном этапе. На данный момент лишь горстка лидеров из таких стран, как Сербия, Южная Африка, Южный Судан и Венесуэла, предложили риторическую поддержку идее GCI о том, что разнообразие цивилизаций и путей развития должно уважаться – и, соответственно, видение Китая порядок, который не отдает приоритет ценностям либеральных демократий.
GDI получил большую международную поддержку, чем GCI. После того, как Си объявил об этом проекте на Генеральной Ассамблее ООН, Китай создал «Группу друзей GDI», в которую сейчас входят более 70 стран. GDI продвинул 50 проектов и пообещал предоставить 100 000 возможностей обучения для чиновников и экспертов из других стран для поездки в Китай и изучения его систем. Эти возможности обучения предназначены для продвижения передовых технологий Китая, его управленческого опыта и модели развития. Китаю также удалось официально связать GDI с Повесткой дня ООН в области устойчивого развития на период до 2030 года, и он провел семинары, посвященные GDI, совместно с Управлением ООН по сотрудничеству Юг-Юг. Другими словами, Пекин вплетает эту программу в ткань международной правительственной системы.
GSI добился еще большей риторической поддержки. По данным Министерства иностранных дел Китая, более 100 стран, региональных организаций и международных организаций поддержали GSI, а китайские официальные лица поддержали БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Африка), АСЕАН и Шанхайскую организацию сотрудничества. принять концепцию. На заседании ШОС в сентябре 2022 года Китай продвинул GSI и получил поддержку всех членов, кроме Индии и Таджикистана.
________________________________________
[1] Андоленко С. История русской армии. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2022, – с. 314.
[2] Напомню, что смена доминант правящих элит это, прежде всего, смена основного, главного мотива, интереса и важнейшей цели деятельности субъекта, важнейший психофизиологический фактор (по-Ухтомскому А.А.), определяющий в течение того или иного времени направленность мышления, поведения и деятельности человека.
[3] Анализу этой тенденции в развитии МО и ВПО я посвятил несколько подробных работ, в частности: Подберезкин А.И. Состояние и долгосрочные военно-политические перспективы развития России в XXI веке. – М.: ИД «Международные отношения», 2018. 1496 с.; а также: Подберезкин А.И. Анализ и прогноз военно-политической обстановки. – М.: Юстицинформ, 2021. – 1080 с.; а также: Подберезкин А.И. Современная стратегия национальной безопасности России. – М.: ИД «Международные отношения», 2023. – 1594 с.
[4] Annual Yhreat Assessment of the US Intelligence Community, Wash., 2021, 9 April, p. 9.
[5] Вариант работы был опубликован в статье: Подберезкин А.И. Военно-политические последствия смены парадигмы развития МО. Эл. ресурс: «Рейтинг персональных страниц», 31 июля 2023 г. / https://viperson.ru/articles/voenno-politicheskie-posledstviya-smeny-paradigm-razvitiya-mezhdunarodnoy-obstanovki
[6] «Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником» (С.М. Соловьев. История России с древнейших времён. Том 8.).
[7] Деньги на ополчение Минина и Пожарского. Историк античности. 30 июня 2020 г. / https://dzen.ru/a/YN1I2E-RYVBwkPaw
[8] Цит. по: Подберезкин А. И. Стратегическое планирование и искаженный идеологический нарратив: Нюрнберг в стратегии Запада. Эл. ресурс: «Рейтинг персональных страниц». 30 июля 2023 г. / https://viperson.ru/articles/strategicheskoe-planirovanie-i-iskazhennyy-istoricheskiy-narrativ-nyurnberg-i-sovremennoe-mezhdunarodnoe-pravo-v-strategii-zapada
[9] Стратегическое прогнозирование международных отношений: кол. моног. / под ред. А. И. Подберёзкина, М.В. Александрова. – М.: МГИМО-Университет, 2016. – 743 с.
[10] См. подробнее: Подберёзкин А.И. «Переходный период» развития военно-силовой парадигмы (2019–2025 гг.). Часть 1. Научно-аналитический журнал «Обозреватель». 2019, № 4 (351), – сс. 5–25; Подберёзкин А.И. «Переходный период»: эволюция политики военно-силового противоборства западной военно-политической коалиции (2010–2024 гг.). Часть 2. Научно-аналитический журнал «Обозреватель», 2019, № 5 (352), – сс. 5–21; Подберёзкин А.И., Подберёзкина О.А. «Переходный период»: главная особенность – «милитаризация политики». Часть 3. Научно-аналитический журнал «Обозреватель», 2019, № 6 (353), – сс. 57–72.
[11] В июле 2023 года Г. Киссинджер, кстати, в интервью назвал примерно те же сроки.
[12] См. подробнее: Подберёзкин А.И. Война и политика в современном мире. – М.: ИД «Международные отношения», 2020. 312 с.
[13] Чужие войны: новая парадигма / С.М. Аминов, М.С. Барабанов и др. – М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2022, – с. 7.
[14] Элизабет Альтернативный порядок Китая. Форин Афеарс, май-июнь 2024 г. / https://www.foreignaffairs.com/china/chinas-alternative-order-xi-jinping-elizabeth-economy?utm_medium=newsletters&utm_source=twofa&utm_campaign=
[15] Элизабет Альтернативный порядок Китая. Форин Афеарс, май-июнь 2024 г. / https://www.foreignaffairs.com/china/chinas-alternative-order-xi-jinping-elizabeth-economy?utm_medium=newsletters&utm_source=twofa&utm_campaign=
