…опыт каждой войны уникален… сочетания политических целей, преходящих эмоций, технических ограничений, тактических приемов, оперативных схем и географических факторов. Но всё же с годами начали выявляться соблазнительные совпадения, которые всё же с годами начали выявляться в соблазнительные совпадения…[1]
Э. Люттвак, военный теоретик
Когда мир стоит на грани мировой войны важно попытаться выяснить некие закономерности использования военной силы в качестве основного инструмента политики, которые смогут помочь спрогнозировать дальнейшее развитие событий и их последствия для МО и ВПО. Автор, по сути дела, занимался этим достаточно последовательно последние десятилетия, а результаты не раз публиковались в самых разных работах[2].
Усиление значения политических (а, значит, неизбежно и военных) факторов в формировании МО и миропорядка неизбежно ведет к ослаблению значения международного права, нравственности, гуманизма и всего того, что делает человека человеком. Политика и война несовместимы по большому счёту ни с правом, ни с человеческой, а, тем более, политической наивностью: если политик вдруг оказывается наивным или слишком гуманным, это неизбежно означает, что он становится более глупым (хотя, может быть, и более человечным) и даже опасным для своего окружения. Это не раз было доказано человеческой историей: наивность и гуманизм – худшие черты политика и военного. Тем не менее, наивность (или глупость) М. Горбачева и некоторых российских политиков последнего периода поражает, в особенности, когда они говорят о том, что «рассчитывали на взаимность Запада».
В этом смысле прагматизм и цинизм англосаксов в политике, всегда не имеющий границ, радикально повлиял на процессы формирования нового миропорядка. Были извращены и уничтожены международные нормы и институты, которые примитивно попытались заменить эгоистическим пониманием неких «норм и правил», которые не имеют ничего общего ни с международным правом, ни миропорядком, сложившимся в последние десятилетия. Циничные уничтожения мирных граждан бомбардировками Дрездена и Токио, а позже Кореи и Вьетнама, логично перешли в бомбардировки Югославии, а теперь уже и городов ДНЛР и Палестины. Это – норма поведения Запада и использования им военной силы, которую следует иметь ввиду при прогнозе развития МО-ВПО в мире.
Любые значительные изменения в соотношении сил между государствами ведут к неизбежным попыткам пересмотреть условия сосуществования и установленные порядки. Пересмотр таких условий взаимоотношений между субъектами, как правило, происходит политическими и военными средствами, а не договорно-правовыми, хотя в новейшей истории и есть такие исключения (выход Словении из Югославии, развод Чехии и Словакии). Это свидетельствует, что применение военной силы в условиях изменения соотношения сил и существующего миропорядка – неизбежность. Это надо просто признать.
Причём, как показывает первая половина ХХ века, – длительная неизбежность войн. Период войны 1905-1945 годов лучшее доказательство того, как смена экономических, технологических и социальных условий вела к бесконечной череде войн, превратившихся в одну длительную войну, в результате которой в мире установилось американское господство. Попытка СССР нейтрализовать это господство каким-то образом сбалансировало эту реальность, но не устранила доминирования США в мире. А «борьба СССР за мир» не устранила этого господства, но внушила ошибочные и наивные представления о том, что «хорошие англосаксы» способны договариваться в интересах не допущения войн. Войн, которые США и их союзники отнюдь не считали политическими ошибками, а, тем более, преступлениями, но – нормой в состоянии и развитии МО-ВПО, что обеспечивалось постоянным наращиванием военной мощи и военными расходами, т.е. постоянной актуализацией политики военной силы.
Переговоры в области ограничения вооружений и военной деятельности, в этой связи, надо признать, всегда были подчиненной и второстепенной частью военной политики, тем инструментом, с помощью которого можно было ограничивать возможности противостоящего противника. Как, например, СССР в начале 70-х годов прошлого века, когда надо было ограничить его усилия в области наращивании МБР и систем ПРО.
Высокая степень вероятности такого развития МО ожидает в настоящее время практически все ведущие государства мира. Она увеличивается по мере ускорения темпов военно-технологической революции, начавшейся в 70-е годы в связи с массовой информатизацией ВС и ВВСТ, которая превратила процесс создания, модернизации и устаревания ВВСТ в один быстро развивающийся поток. Как один из последних примеров – появление и значение БПЛА, в частности, дроны ФПВ, которые в 2024 году, по некоторым оценкам, наносят поражения до 90% военнослужащим. Но надо понимать, что преимущество, которым сейчас пользуются воздушные дроны на полях сражений, в том числе на Украине, является всего лишь «моментом в истории», как справедливо заметил начальник штаба французской армии генерал Пьер Шилль. Уже сегодня 75% дронов на поле боя в Украине теряются из-за радиоэлектронной борьбы. По оценке Шилла, эти дроны наносят около 80% разрушений на линии фронта в Украине, тогда как восемь месяцев назад этих систем не было.[3] Но (пример с «Байрактарами») очень скоро и эти системы станут устаревшими, что доказывает только одно – динамизм использования новейших ВВСТ, которые создаются, модернизируются и устаревают в течение короткого времени.
Реакция на эти изменения в ВВСТ и личном составе и командовании ВС государств – соответствующие быстрые действия в области воспитания, подготовки и государственного управления, включая управление ВС, а также резкое ускорение принятия решений в двух областях:
Во-первых, в области опережающего развития ВВСТ (о чем иногда говорят, но еще традиционно заклиниваются в бюрократических процедурах). СВО – пример того, как медленно и непоследовательно принимались решения в области развития новейших ВВСТ. Достаточно сказать, что новейшие образцы, показанные на параде в 2015 году, – САУ «Коалиция СВ», РСЗО «Торнадо-С», танк Т-14, истребитель СУ-57 и пр. – так и не поступили в ВС РФ ни к 2022, ни к 2024 году, а пример с массовым производством БПЛА российского производства – вообще иллюстрация не дееспособности тех, кто отвечал за ГОЗ до 2022 года.
Во-вторых, в области развития творческого потенциала военнослужащего, прежде всего, инициативы, профессиональной и моральной подготовки. Эта приоритетная область, о которой много говорили, но в итоге ставшая самым слабым местом в военной политике России.
И в первой, и во второй области, между тем, у нас существуют значительные пробелы, если ни сказать, провалы. Особенно в области управления. Назначение А. Белоусова министром обороны – откровенное (хотя и не публичное) признание провалов именно в области военного управления, о котором не принято говорить до настоящего времени публично. Не публично эта тема – главная в обсуждении СВО. Как признает один из авторов, «По прошествии двух лет спецоперации нашу армию преследует нехватка компетентных управленцев. И дело не только в хозяйственной части, но также в подъёме морального духа солдат и в проведении грамотной работы по формированию командного состава. Андрей Белоусов только недавно стал министром обороны и запустил необходимые изменения. Но преобразования нужны были "вчера"»[4].
Речь идёт о фундаментальных вопросах, которые напрямую влияют на боевые действия: "Все говорят о том, что им не ясны цели, не ясна стратегия и тактика, не ясны правила и порядок, не ясно, как награждают и наказывают, а тем более кого выбирают и что происходит с образцами для подражания". Причём понимание происходящего на линии фронта отсутствует даже у командиров уровня генералитета, что является настоящим кошмаром в вопросах стратегии и её реализации для ведения боевых действий. Военнослужащие также упомянули и то, что от политического руководства страны так и не услышали внятных целей СВО».
Общее целеполагание – «денацификация и демилитаризация» – недостаточны. Как признает этот участник СВО Алёхин, "На фронте реально не могут обозначить о сих пор конкретную, измеримую, достижимую, актуальную и лимитированную по времени цель СВО, а именно этими характеристиками должна обладать цель". «Идёт третий год войны, а солдаты и даже офицеры до сих пор не знают, ради чего они сражаются и как именно им нужно вести боевые действия».
Устарели и все нормативные документы, как и многочисленные бюрократические процедуры и отчетности. Алёхин констатирует, что СВО является конфликтом совершенно новой эпохи. И вся документация несения службы должна быть обновлена в соответствии с современными реалиями. Старые уставы, нормативы и правила не то что не эффективны, они не работают:
"Правила, которые закреплены в уставах и инструкциях, сегодня не работают. Но и не меняются даже те, которые не работают из-за пофигизма, а не работают, потому что условия ведения боевых действий изменились. И все боятся обозначить и создать работающие правила. Инициативу продолжают считать вредной. Кроме того, нет правил нормальных по подготовке бойцов и укреплению физической и моральной выносливости, да и многих других".
Особенно отсталой стала военная наука и образование России, которые традиционно были сильной стороной ВС страны. Фактически они были разрушены, а их остатки перестали быть функционально дееспособны. В частности, это отразилось на характере войны, которая стала, во-первых, совокупностью использования многочисленных силовых средств и способов воздействия, среди которых военные оказались не главными.
А, во-вторых, превратилась в управляемую Западом эскалацию, где контроль и инициатива принадлежат западной коалиции. Этот новый характер военно-силового противоборства до настоящего времени учитывается нами не в полной мере. Исследователи RAND, например, определяли эскалацию как увеличение интенсивности или масштабов военного конфликта, «которое пересекает порог(и), которые один или несколько участников считают значимыми»[5]. Опасность такого развития в мире понимают и в США, где откровенно опасаются развития ВПО по неконтролируемому сценарию. Как написал в июне 2024 года один из авторитетных экспертов США, стране нужна «Обновленная концепция лидерства США, адаптированная к миру, который отошел от американского главенства и эксцентричности американской политики, необходима для минимизации огромных рисков и использования новых возможностей»[6].
Как отметил один из экспертов РЭНД, к Путину относились «как к рациональному мыслителю, обладающему хорошей информацией». На самом деле Путин переоценил секретность при планировании вторжения, переоценил качество своего плана и перспективы на успех и недооценил как волю Украины, так и сплоченность Запада. Ошибки военно-политического руководства России, как считают в РЭНД. В частности, в РЭНД обратили внимание на следующее:
– Стратегическая ошибка и плохое планирование вторжения. Просчеты создали ситуации, к которым в России были не готовы. Они полагали, что смогут быстро захватить Киев, в результате чего обещания НАТО предоставить Украине поддержку практически не имели значения. До вторжения сплоченность НАТО казалась неоднозначной, но вторжение России и безжалостное проведение кампании привели к кардинальным изменениям в европейских политических и стратегических расчетах.
– Неверные представления о возможностях и желании Украины сражаться. Легкость, с которой Путин захватил Крым в 2014 году, заставила его предположить, что захватить остальную часть Украины будет сравнительно легко: Россия столкнется с тем же коррумпированным, фактически лишенным лидера образованием, с которым она столкнулась в начале 2014 года.
– Неправильные представления о европейской политике и западном единстве. Путин считал, что западный альянс может быть расколот, если будут применены соответствующие угрозы и давление, включая прекращение экспорта природного газа в Европу. Он неправильно оценил скрытую степень политического и дипломатического единства союзников, не понимая, что единство будет усилено опытом наблюдения за жестоким поведением России во время войны.
– Известная излишняя толерантность России к помощи НАТО Украине, которую можно назвать даже провоцированием Запада на дальнейшую эскалацию, когда не последовали – существенные и оперативные – ответные действия.
– Переоценка эффективности российских инструментов и возможностей эскалации. Кроме того, потери на поле боя и истощение запасов оружия оставили российскому руководству более ограниченный набор инструментов для эскалации конфликта.
– «Островное» принятие решений в России. Руководство России, похоже, мало использовали экономический или военный опыт в своем «беспорядочном плане вторжения», как описал один из экспертов РЭНД. Путин сузил поток поступающей к нему информации, исключив дипломатов, министров экономики и других лиц, которые могли бы дать противоположный совет.
Очевидно, что если мы ожидаем длительного и неизбежного военно-силового противоборства с Западом в ходе формирования нового миропорядка, то нам необходимо быстрее учиться и делать выводы из опыта СВО и тех реалий, которые сложились в мире.
________________________________________
[1] Люттвак Э. Стратегия: логика войны и мира. – М.: АСТ, 2021, – с. 10.
[2] См., например, одну из самых крайних: Подберёзкин А.И., Тупик Г.В. Изменения в международной и военно-политической обстановке в мире после начала специальной военной операции на Украине: монография. – М.: МГИМО-Университет, 2024. – – 603 с.
[3] Рунтедерг Р. Маленькие дроны скоро потеряют преимущества – сказал глава французской армии/ Срочные военные новости, 19.06.2024 / https://www.defensenews.com/global/europe/2024/06/19/small-drones-will-soon-lose-combat-advantage-french-army-chief-says/?utm_source=sailthru&utm_medium=email&utm_
[4] Комиссары здравого смысла / ИА «Новороссия», 23 июня 2024 г. / https://dzen.ru/a/ZnfU-iCDLT5MvJ5k
[5] Фредерик Б., Козад М., Старк А. Понимание риска эскалации на Украине. Доклад РЭНД, 20.09.2023 / https://www.rand.org/pubs/research_briefs/RBA2807-1.html?utm_source= AdaptiveMailer&utm_medium=email&utm_campaign=7
[6] Роудс Б. Внешняя политика для мира, как он есть // Форин Аффеарс», 16 июня 2024 г. / https://www.foreignaffairs.com/united-states/biden-foreign-policy-world-rhodes?utm_medium=newsletters&utm_source=twofa&utm_campaign=A%20Foreign%20P
