О фильме "Нашествие"
Когда богатейший драматургический материал роли Федора Таланова ["Нашествие"] вступает в своеобразную реакцию с большим актерским дарованием, образ как бы резко укрупняется. Так было на сцене с В. Соловьевым и М. Астанговым, а на экране с О. Жаковым, за которым по справедливости укрепилась слава лучшего исполнителя этой сложнейшей роли советского репертуара.
Перед актером стояла задача возвести в ранг героя человека своей биографией, поведением антигероического, нужно было привести к одному знаменателю два понятия - центральный персонаж фильма и его главный герой. Жаков не позволял себе никакой игры в поддавки ни с персонажем, ни со зрителем, играл, не выравнивая образа, бескомпромиссно. Его Федор - натура резкая, мятущаяся, высокомерная, ранимая. Ум его - насмешливый, злой, такой ничего не берет на веру, органически не приемлет прописных истин. Стремление к строгой человечности, ясности, справедливости живет в нем неутолимой жаждой, чувством по своей силе и высоте романтическим, трагическим. [...]
Бездонным трагизмом наполнялся образ Федора, взятый в сложном переплетении морально-этических и идеологических проблем, взятый сразу в трех пересекающихся конфликтных измерениях с самим собой, с окружающими, с врагом.
Война с собой и за себя была, конечно, самой главной, трудной, потаенной. Актеру нужно было высветить слой нерастраченной душевности за слоями грубости, паясничанья, истеричности. Такой многорядный психологический контрапункт роли покорился Жакову потому, что в ней он проявил себя подлинным и зрелым киноактером. Совершенства достигла пластика, воспитанная школой ФЭКС и работой в немом кино, владение голосом, умение не произносить, а проживать сложнейший леоновский текст.
Каждое движение корпуса - развинченное, подергивающееся, покачивающееся; жест рук, то засунутых в карманы, тяжело каменеющих там сжатыми кулаками, то по-тюремному взятых за спину, то преувеличенно подвижных; постановка ног надежная, широкая, с упором в пол, чтобы устоять. Голос разной громкости, резкости, тембра - от шутовского, стегающего фальцетом ("что-с", "мерси-с"), до глухого, перехваченного страданием шепота. Светлые глубокие глаза, на портретных планах обретающие магнетическую выразительность, выдающие наряженную внутреннюю жизнь. [...]
Редкая кинематографичность Жакова заключалась и в этом умении абсолютно органично влиться в предложенную режиссером меру условности, созданную им среду и атмосферу. [...]
Жаков нигде не давал публицистическому пласту возобладать над психологическим, он не был открыто публицистичен, даже в сценах, позволявших ему это. И когда на вопрос переводчика: "Ваше звание, сословие, занятие?" - Федор отвечал: "Я русский, защищаю Родину", то отвечал он коротко, гордо и просто. Это была звездная минута его героя, минута, когда центральный персонаж становился главным героем трагедии.
ГРАЩЕНКОВА И. Абрам Роом. М., 1977.
http://www.russiancinema.ru/template.php?dept_id=15&e_dept_id=1&e_person_id=1138
