Чисто военная стратегия должна руководствоваться более дальновидной и имеющей более широкую перспективу «большой стратегией».
Бэзил Лиддел Гарт
Создание системы евразийской безопасности, о которой говорят много в последнее время, требует рассмотрения некоторых содержательных вопросов, без ответа на которые простое продвижение этой идеи в политике представляется малоперспективным. При этом, необходимо сделать существенные оговорки, которых много, на две - важнейшие:
Первое. Безопасность – широкое понятие, включающее самые разные области, где собственно военная безопасность – только одна (хотя и самая важная) область. По мере развития человечества появлялись новые области безопасности – торгово-экономическая, финансовая, экологическая, информационная, социально-политическая и пр.
Силовое противоборство субъектов МО на современном этапе предполагает, что такое противоборство неизбежно происходит в нескольких, даже многих областях. Так, опыт СВО показал, что эти области – от информации и идеологии, и культуры до прямого военного противоборства – неизбежно расширяются как содержательно, так и пространственно, становятся неизбежно глобальными. «Гибридная война» стала нормой такого противоборства. В частности, СВО показала, как русофобия сознательно культивировалась многие годы в «странах-партнерах», которых де-факто готовили к силовому противоборству даже в благоприятных условиях развития отношений.
Второе. Безопасность предполагает, что собственно обеспечение безопасности является только частью более широкой («большой») национальной стратегии опережающего развития, прежде всего, человеческого потенциала, и укрепления суверенитета.
С учетом принципиального характера этих двух оговорок можно рассмотреть некоторые особенности возможного развития системы евразийской безопасности.
Первое. Парадокс силового противоборства двух систем безопасности - евроатлантической и евразийской – заключается в (возможном) будущем параллельном развитии двух мировых центров силы и формировании вокруг них враждебных военно-политических коалиций.
Опыт такого противоборства остался не только в современной истории, но и в памяти многих представителей правящей элиты. И далеко не всегда, и не везде даже в настоящее время этот опыт рассматривает в качестве неизбежного поражения сил крах системы (в том числе безопасности) социализма. Даже в развитых странах, в частности, в Европе, где существует «историческая память» и позитивное отношение к бывшим социалистическим реалиям, включая опыт СЭВ и ОВД.
Надо признать, наконец, что политико-идеологическое представление о социализме, ОВД и СЭВе во многом формировалось искаженное, причем с существенным русофобстким дополнением. И, наоборот. В СССР и России ничего не делалось для исправления такого искаженногопредставления.
Тем более, во многих странах Азии и Африки, и Латинской Америки, где ликвидация социалистической системы рассматривается как национальная кактастрофа.
Прежде всего, необходимо сказать о самой возможности сосуществования одновременно не одной (проамериканской), а двух-трех (даже нескольких) систем. Эта возможность в будущем существования и неизбежного противоборства двух систем безопасности очевидна на историческом примере достаточно длительного существования и противоборства таких систем во главе с СССР и США.
После ликвидации одной из систем безопасности и её центра – СССР – мировая обстановка формировалась по сути дела откровенно в интересах США и части их союзников, сконцентрированных на развитии глобального управления. Параллельно, изнутри, формировалась альтернативная систем (мы), прежде всего, в эпицентре влияния КНР, Индии и России.
СВО стала тем «спусковым крючком», который обозначил фактическую легализацию формирования новой системы безопасности, которую в самом общем виде можно назвать «не-Запад». Она существенно шире евразийской формирующейся системы евразийской безопасности, также аморфна и находится под сильным влиянием Запада, но уже имеет право на существование, как минимум, потому, что в отдельных моментах проявляется сильный элемент противоборства. Поэтому принципиально важно уже сегодня попытаться определить основные элементы и особенности такого будущего противоборства условных систем безопасности, которые можно назвать «Запад» и «не-Запад».
Второе. Прежде всего эти системы будут не всегда и не во всем совпадать с существующими организациями безопасности и сотрудничества «Запада» ( НАТО, ЕС и др.) и «не Запада» (ШОС, БРИКС, ОДКБ и пр.). Причем не только потому, что некоторые страны еще не определились (и не только Индия, Индонезия, Пакистан, но и другие), но и потому, что из таких организаций безопасности может быть выход самых разных стран (не только Армении, но и Словакии, Венгрии, Австрии).
Кризис, назревший в мире, неизбежно будет провоцировать изменения в центрах силы и их организациях. Иногда, как показывают самые первые шаги Д. Трампа, - очень неожиданные и резкие. Не исключают, например, что противником США может стать «самый верный союзник» - Великобритания.
Третье. Другой, более принципиальный, момент заключается в том, что противоборство, в том числе силовое, может быть в самых разных формах и областях, т.е. существовать параллельно, в том числе как силовое противоборство и сотрудничество. Суть современной «гибридной войны» именно в этом.
Пример СВО показателен – параллельно с военными действиями остались области сотрудничества, которые, как правило, были вызваны технологическими или личностными причинами.
В ещё большей степени потребности сотрудничества вытекают из необходимости распределения природных ресурсов Земли, которые ограничены самим фактом их нахождения на одной планете (освоение других планет – перспектива будущего). И не только энергетических, о которых много говорят, но и иных, в частности, редкоземельных ископаемых, значение которых резко выросло в последние годы. Львиная доля украинских редкоземельных металлов, в которых заинтересованы США, находится на неподконтрольных Киеву территориях. Об этом пишут украинские СМИ после слов президента США Дональда Трампа о том, что Соединенные Штаты заинтересованы в получении редкоземельных металлов с Украины и добиваются от Киева соответствующих гарантий.
На этом фоне агентство УНИАН и издание Insider приводят данные украинского журнала Forbes, который по состоянию на апрель 2023 года оценил совокупную стоимость полезных ископаемых страны на сумму около $15 трлн. При этом уточняется, что более 70% запасов приходится на ДНР и ЛНР, а также Днепропетровскую область, приближение линии фронта к которой активно обсуждалось на Украине феврале 20245 года.Украина располагала самыми большими в Европе запасами титана и лития, который является одним из ключевых компонентов для производства различной продукции - от истребителей до смартфонов.
Таким образом, сосуществования и противоборство двух систем безопасности может проявляться в различных формах, например, какпротивоборство за природные ресурсы (особенно ограниченные) илимежду информационной безопасностью (ИБ) и информационными технологиями (ИТ). Причём в разных областях: задача ИТ — сделать так, чтобы сервисы работали стабильно и без перерывов, при этом не важно, защищены они или нет. Задача ИБ — сделать так, чтобы использование сервиса было безопасным как для пользователя, так и для сервис-провайдера.
С точки зрения действия коалиций это означает, что тесные торгово-промышленные связи и сильная взаимозависимость Китая и США могут исключить прямые военные действия, сохранив экономическое и торговое соперничество.
Четвертое. Неизбежно в недалёкой перспективе оформление и новых центров силы, в том числе и в возможные военно-политические коалиции. Речь идет не только об очевидных центрах силы – Китае, Индии, но и об исламской цивилизации, африканской цивилизации (интересно, что все эти центры силы уже насчитывают примерно одинаковые человеческие рнесурсы – главный критерий мощи в настоящее время - порядка 1400 миллионов человек), а также Бразилии, Индонезии.
По мере их развития и усиления глобальная западная цивилизация и сложившаяся на её основе военно-политическая коалиция будут относительно слабеть. Так, с точки зрения объемов военных бюджетов, бюджет США в 2024 году почти достиг 900 млрд. долл, а Франции, Великобритании и Германии (даже с учетом роста в 2023 году на 20%) порядка 60-70 млрд, но военные бюджеты КНР и Индии (соответственно 300 и более 81 млрд долл.) уже опережают как по объемам, так и по темпам роста бюджеты основных стран западной коалиции.
С точки зрения военно-технологической, не только Китай и Индия, но и другие центры силы приобретают вполне значимую самодостаточность и независимость от традиционных центров силы, которая непосредственно отражается не только на их способности укреплять свой суверенитет, но и претензиях на региональное лидерство в области безопасности. Так, например, Иран достаточно успешно развивает новые технологические направления, что уже не раз доказывало его военные возможности в последние игоды. Например, в важнейшей области – приобретения самостоятельного потенциала БПЛА, где он продемонстрировал способность создавать аналогичные самым передовым системам на Западе. В частности, Корпус стражей исламской революции (КСИР) Ирана в феврале 2025 годапредставил свежий взгляд на то, что, по всей видимости, было боевым беспилотником дальнего радиуса действия под названием «Газа», принимавшим участие в военных учениях:беспилотный летательный аппарат, чей корпус напоминает американский беспилотник Predator или Reaper, весит более трех тонн и имеет размах крыльев 22 метра (72 фута). Утверждается, что дальность полета Gaza составляет 1000 километров (621 миля), и он может нести полезную нагрузку до 500 килограммов
С военно-политической точки зрения этот БПЛА может использоваться в интересах усилениятактического влияние на ближнее зарубежье Ирана, в таких местах, как Ирак, Пакистан и Афганистан, а не представлять реальной угрозы региональному врагу Ирана, - Израилю, который имеет развитую сеть ПВО и способен сбивать такие медленно летящие беспилотники, которым приходится преодолевать большие расстояния.
Пятое. По мере ликвидации Западом международных институтов и силового внедрения методов принуждения, разрушающих миропорядок, нарастал хаос в межднародных делах. Этот процесс стремительно развивался с конца 2021 года, может быть, как никогда, быстро в истории. Самые первые шаги Д. Трампа в январе 2025 года не просто ошеломили политический мир, но и во многом «добили» традиционные представления о нормах международного права и политического поведения.
Причём, как правило, эти изменения стали непредсказуемы, а нередко и хаотичны, когда определяющей тенденцией формирования такого миропорядка становится именно политика неуправляемой хаотизация, ориентированная на откровенный политический прагматизм и цинеизм. Типичный пример – агрессия против России Запада, которая привела к военному столкновению на Украине, - и которая стал иллюстрацией откровенно циничного поведения западных держав, нарушающих демонстративно и неоднократно даже публичные договоренности.
Причём, в этом процессе хаотизации ясно просматривается жесткая логика западной стратегии силового принуждения к тем нормам и правилам, которые формируются глобалистами. Так, периодические «подъемы» и «спады» в политике США и их союзников в отношении помощи ВСУ могут вызывать ощущение иллюзии смены политического курса, который, однако, выдерживается чётко и последовательно даже не с 2021 года, а значительно ранее. Можно уверенно сказать, что стратегическое планирование в США на всех этапах отличалось строгой последовательностью и целеустремленностью (к сожалению, не свойственной для советского и российского стратегического планирования).
Шестое. Переговоры всегда играли вспомогательную и подчиненную роль в политике Запада. Нередко – откровенно в качестве средства политическогшо обмана, как это было в ходе Минских и Стамбульских переговоров, но особенно цинично в случае предоставления «политических гарантий» Януковичу в 2014 году. Очень часто такие переговоры идут параллельно с реализацией главной задачи стратегии. И подчинены этой задаче. Так, надо признать, было всегда в дипломатической практике США и Великобритании. Разница в подходах России (СССР) и США к переговорам принципиальная: для России (СССР) часто сам процесс и «политический результат» был важнее реального практического результата, тогда как для США и их союзников принципиально важен был не политический «флер», а прктический (частно очень примитивный и простй, технический) результат, который, впрочем, в итоге оказывался значимым. Так, заключение ДРСМД для М. Горбачева имело огромный политический результат, который в итоге вылился в развертывание США глобальный потенциал крылатых ракет морского базирования (КРМБ), изменивших стратегическую обстановку в мире.
Современный пример, – созданная к лету 2024 года иллюзия возможности достижения договоренностей, с одной стороны, и усиление помощи со стороны США и их союзников, – с другой. Виртуальный и реальные политические процессы откровенно противоречили друг другу. Так, один из экспертов РЭНД в июне 2024 года констатировал, что с декабря 2023 года шел ускоренный процесс усиления помощи Украине, который в итоге привел к формированию полномасштабной коалиции, заключению долгосрочного соглашения с США и консолидации усилий стран ЕС и других союзников США.
Седьмое. США и их союзники рассматривают свою коалицию как глобальный инструмент, который можно использовать против любых сил и государств. В этом смысле – против любой системы безопасности (включая безопасности своих членов коалиции). После прихода Д. Трампа это стало очевидно, хотя на практике осознание этого в США произошло задолго до этого. По мере развития кризиса в отношениях между Западом и другими центрами силы в Вашингтоне стали признавать, что (по меньшей мере, с военно-политической точки зрения) уже сформировалось три центра силы и появятся неизбежно новые. Так, бывший председатель Комитета начальников штабов (КНШ) Вооруженных сил (ВС) США генерал Марк Милли заявил ещё в июне 2023 года о существовании как минимум трех сверхдержав на современной политической карте мира – Соединенных Штатов, Китая и России: "Сейчас становится все более очевидным, что мы действительно находимся в многополярной международной среде, где есть как минимум три сверхдержавы – США, Китай и Россия", – сказал он 8 июня 2023 года, выступая перед выпускниками в Национальном университете обороны.
В этой связи Милли утверждал, что в течение "следующих нескольких десятилетий" мир столкнется с "очень серьезными вызовами и кризисами". Он пояснил, что в противостоянии во время холодной войны участвовали две сверхдержавы, но после развала СССР на 10–15 лет США оставались единственной сверхдержавой в мире. "Три [сверхдержавы] – это намного сложнее, чем две [сверхдержавы]", – указал глава КНШ ВС США.
Милли также признал, что ситуация еще осложняется и тем, что ряд стран начинают играть все более заметную роль в своих регионах, а впоследствии эти государства могут претендовать и на статус сверхдержав. Иными словами, реальные политики в США признали мировые новые центры силы и реалии, что было невозможно еще недавно. Даже до 2022 года. В этом смысле период СВО 2022–2025 годов стал «переходным периодом» для правящей элиты США. Во всяком случае, как минимум, – фактическим началом такого периода.
Восьмое. В новых условиях развития МО-ВПО формирование максимально эффективной национальных стратегий и их целеполагание исключительно затруднено. Что прямо отражается на идеях создания систем безопасности.
Также, впрочем, как и решений о стратегиях развития и распределение национальных ресурсов. Между тем, этот процесс не просто обязателен и неизбежен, но и от него прямо зависит эффективность развития государств, более того, само их существование. Когда, например, за два месяца стороны расходуют колоссальные запасы стратегических ресурсов – природных, материальных, энергетических и даже биологических – вопрос их выживания становится в прямую зависимость от возможности консолидировать и мобилизовать национальные ресурсы и их использовать максимально бережно и эффективно. Именно это, например, стало решающим фактором, который повлиял на смену тактики ВС России на Украине в марте-апреле 2022 года: максимальное использование ВТО и огневой мощи становилось важнейшим условием наступления, а также последующие изменения в военном искусстве и военном строительстве.
Сказанное имеет прямое отношение к формированию национальной стратегии России и формировании представлений о национальной безопасности в 2020-е годы, которое происходит под влиянием усиливающегося внешнего давления, превращавшегося быстро в прямую угрозу существованию России. События на Украине и отношения России с Западом в период 2021–2025 годов – самый яркий пример такого влияния.
Характер нарастающих угроз этого внешнего давления и перспективы его эволюции непосредственно влияли на развитие и стратегию России, что в принципе стало отчётливо пониматься в правящей элите страны и нашло своё прямое отражение в документах стратегического планирования и решениях российской правящей элиты 2021–2022 годов, которая в итоге была вынуждена принять решение об СВО, а до этого фактически разорвать отношения с Западом. Признание ЛНР и ДНР в феврале 2022 года и обязательства по их защите фактически оформили разрыв неравноправных отношений с Западом, существовавших с конца 80-х годов прошлого века. В.В. Путин ясно провел черту «до 2022 года и после».
Этот шаг стал во многом неизбежной и прямой констатацией отличия национально-цивилизационных интересов и ценностей России от универсалистских ценностей Запада, которая требовалась в предыдущие десятилетия в качестве основы для формирования эффективной национальной стратегии страны. Как справедливо заметил по этому поводу бывший заместитель секретаря Совета безопасности профессор В.П. Назаров, «Анализ внешнеполитической ситуации показывает, что процесс формирования новой полицентрической системы мироустройства сопровождается ростом нестабильности и углублением противоречий, связанных с пересмотром традиционных сфер влияния, борьбой за ресурсы, рынки сбыта и контроль над стратегическими коммуникациями, появлением новых трансграничных очагов напряженности. Противоборство между государствами в возрастающей степени переносится в область ценностных и моральных установок, моделей развития».
Таким образом, к 2025 году развитие МО-ВПО в мире в нарастающей степени приобрело экзистенциально-цивилизационный характер, который стал фундаментом возможного параллельного развития нескольких систем безопасности, их конкуренции и противоборства, не отрицающей теоретически сохранения такого противоборства в рамках того, что прежде мназывалось «мирным сосуществованием» систем безопасности.
