Черноморская береговая линия, командиром 1-го отделения которой был назначен Н.Н. Раевский, представляла собой ряд укреплений, построенных с 1831 года по 1841 год по берегу Черного моря от Анапы до границ с Турцией.
В статье 4 Адрианопольского мирного договора, заключённого между Российской и Османской империями 2 сентября 1829 года, говорилось:
"... Весь берег Черного моря от устья Кубани до пристани Святого Николая включительно пребудут в вечном владении Российской империи ".[1]
Но на всем протяжении берега от Керченского пролива до границ с Турцией было всего две бывшие турецкие крепости Анапа и Сухум-Кале. Крепость Суджук-Кале, после разрушения ее отрядом полковника Сеннеберга в 1791 году, турками не восстанавливалась.[2]
Перед Россией встал вопрос о защите побережья. Первоначально было решено защищать побережье кораблям Черноморского флота. Начальник Главного Морского штаба князь А.С. Меншиков, прямой потомок Александра Меншикова, сподвижника Петра I, 30 апреля 1830 года отдал предписание главному командиру Черноморского флота и портов адмиралу А.С. Грейгу об учреждении Абхазской экспедиции, на которую и возлагалось эта задача крейсерство у восточных берегов Черного моря. Экспедиция формировалась из легких кораблей: бригов, тендеров, люгеров, общим числом до 10 единиц с флагманским фрегатом и предназначалась для пресечения контрабандной торговли турок с горцами оружием, боеприпасами и пленными русскими солдатами, то есть выполняла функции современных морских частей пограничных войск России. Экспедиция сводилась в два отряда, базировавшихся на Анапу, а с 1832 года - на Геленджик, и на Сухум. Эта была очень нелегкая морская служба и командам шла выслуга два месяца за месяц, проведенный в экспедиции.
Уже 16 июля 1830 года бриг "Меркурий" под командованием капитан-лейтенанта М.И. Панютина захватил в Суджукской бухте первое турецкое судно с контрабандными товарами. [3]
Таким образом, дату 12 мая (30 апреля по старому стилю) 1830 года нужно считать датой основания Морских частей пограничных войск на Черном море.
Однако кораблей Абхазской экспедиции оказалось недостаточно для пресечения контрабандной торговли. Кроме прямых убытков от неуплаты таможенных пошлин, эта торговля имела более грозные негативные последствия. Во-первых, турки не проходили карантина и довольно часто заносили на побережье эпидемические болезни - холеру, чуму. В то время эпидемии были страшнее войны. Все русские корабли, вернувшиеся из Абхазской экспедиции, как и сухопутные войска, вышедшие с побережья, в обязательном порядке проходили сорокадневный карантин.[4]
Во-вторых, кроме поставок оружия, на турецких судах прибывали на побережье французские и английские агенты, которые подбивали черкесов на вооруженную борьбу с Россией. Да и большую часть поставляемого черкесам оружия оплачивала английская казна.
В-третьих, черкесы продавали русских военнопленных в рабство туркам. Сами они не видели в этом ничего особенного, ведь продавали же своих детей. При этом считалось, что они очень хорошо о детях заботятся. Черкесские девушки, черкешенки, славились красотой, ценились очень дорого и попадали в гаремы высокопоставленным турецким чиновниками или богатым людям, становясь любимыми наложницами своих хозяев. Мальчиков готовили для личной охраны, многие из них вырастали до советников у своих хозяев. Некоторые исследователи XIX века считали, что турки обязаны черкесам улучшению своего внешнего вида.
Проданные туркам русские солдаты становились рабами, и следы их терялись на просторах Османской империи, в несколько раз превышавшей размерами нынешнюю Турцию. Условия перевозки турками морем пленных ничем не отличались от перевозки негров американскими работорговцами. И так же, когда русский военный корабль задерживал турецкую кочерму, турки топили пленных в море. [5]
И.К. Айвазовский "Взятие турецкой кочермы"
В 1831 году император Николай I поставил вопрос о строительстве укреплений на кавказском берегу Черного моря. 18 февраля на основании доклада начальника Главного Морского штаба князя А.С. Меншикова было принято решение об основании укрепления в Геленджикской, а не в Суджукской бухте, по следующим соображениям:
"... Суджук-кале довольно прикрыт от морского волнения рифом, идущим от западной оконечности залива и имеет глубину достаточную для судов самого большого ранга; но вход тесен и не при всяком ветре войти или выйти из него можно; грунт при том дурной и береговой северо-восточный ветер свирепствует столь же сильно, как и бора у Адриатических берегов. Суда при действии сего ветра, ежели не ошвартованы вплоть к северо-восточным берегам, подвергаются обыкновенно крушению, быв выброшены на противоположную стороны залива. Расстояние между входами в Геленджик и Суджук-кале едва ли превышает 20 верст, следовательно, владея Геленджиком, мы имеем в своих руках и лежащий позади Суджук-кале..."[6]
21 июля 1831 года эскадра Черноморского флота под командованием капитана 2 ранга Г.И. Немтинова вошла в Геленджикскую бухту. Высаженный 28 июля десант основал укрепление Геленджик.[7]
Укрепление Геленджик середина 40-х годов ХIХ века.
Реконструкция художника А.М. Завалий, г. Геленджик
Последующие международные события отвлекли внимание правительства от береговой линии. В 1833 году Черноморский флот провел блестящую десантную операцию по высадке 26-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Я.О.Отрощенко численностью свыше 10 тысяч человек с артиллерией и обозами под Стамбулом. [8]
Это позволило России заключить с Турцией Ункияр-Исскелесийский договор, среди прочих статей которого было подтверждено право России на Черноморское побережье Кавказа и свобода судоходства через проливы Босфор и Дарданеллы.[9]
Необходимость строительства укреплений на побережье видели и командиры кораблей. Так, капитан-лейтенант В.И. Полянский, командир брига "Пегас", в рапорте от 20 июля 1834 приводил необходимые расчёты:
"... Укрепление в Суджукской бухте должно иметь не менее 16 крепостных орудий и помещать в себе 1000 человек гарнизона; 4 полевых орудия и 2 единорога необходимы при сих войсках, ибо при первоначальном занятии даже рубка дров не обойдется без перестрелки, в последствии они будут служить охранением при пастьбе порционного скота и казенных лошадей..."[10]
С основания укрепления на реке Абин в 1834 году начались сухопутные экспедиции Русской армии на побережье Черного моря для основания укреплений. Это был тяжелый труд солдат. Дореволюционный историк И.Дроздов отмечал:
"... Война Кавказская - война лесная и горная. Эта величаво-мрачная природа сама по себе производит впечатление тяжелое. Прибавьте к тому ловкого, отважного неприятеля и невозможность угадать время и место встречи с ним. Вступили в лес и лес, будто очарованный, ожил. Каждый куст, каждое дерево, каждый камень грозит смертию.
Людей не видно, слышны только выстрелы, вырывающие из фронта солдат. Не знаешь как силен неприятель; но избави Бог смутиться хотя на мгновение! Враг из кустов зорко следит за этим. Шашки вон! И тогда от роты обыкновенно не оставалось ничего - так быстры и решительны бывали в таких случаях натиски горцев...
... Ошибочно мнение тех, которые нарисовали себе Кавказца пьяницей, буяном. Нет ! Кавказец шел суровым путем, нес тяжелый крест.
Некогда ему было пьянствовать и буянить. Может быть ни где эти пороки не вызывали такого презрения, как в среде кавказских солдат.
Не доест, не доспит, сегодня сорок, завтра шестьдесят верст пройдет, после завтра в волю наработается штыком, прольет слезу над убитым товарищем, помянет его сухарем; и так в продолжении всей длинной службы, пока не свалит его горская пуля или не умрет он в лазарете..."[11]
10 октября 1834 года, по окончании строительства укрепления на реке Абин, отряд под командованием генерала А.А. Вельяминова вышел из Абина к Геленджику. Вся дорога проходила в перестрелках с горцами. 14 октября отряд перешел хребет Маркхот и спустился к Геленджику. Проложив дорогу по руслу реки Шедо-Гапс, отряд с боями к 4 ноября вернулся в Абин. [12]
Поход был описан его участником рядовым А.А. Бестужевым-Марлинским в повести "Он был убит". Как и М.Ю.Лермонтов в "Княжне Мери", так и А.А.Бестужев-Марлинский этой повестью предсказал свою судьбу.
На следующий год было построено укрепление Николаевское при впадении реки Акатуф в реку Абин, а с 14 июля по 2 ноября проводились работы по строительству дороги от Ольгинского тет-де-понта до Геленджика. И только в 1836 году приступили к основанию новых укреплений на побережье Черного моря. 19 июля отрядом в составе Тенгинского и Навагинского пехотных и Кабардинского егерского полков под командованием А.А.Вельяминова на мысе Дооб было заложено укрепление, названное Александрийским, в честь жены императора - Александры. Но в 1839 году оно было переименовано в Кабардинское в честь его основателей - солдат Кабардинского генерал-фельдмаршала князя Барятинского полка.[13]
Этими укреплениями было положено начало Черноморской Прибрежной линии.
Александр Бестужев-Марлинский, продолжавший тянуть солдатскую лямку, сообщал в письме своим братьям подробности этого похода:
"... Нелепости помещаемые в английских и французских газетах переходят за позволение. Например, недавно в " Journal de Francfort " писали, что мы взяли после жестоких потерь цветущий город Суджук-кале, ключ Кавказа, а Суджук-кале - срытый редут, где нет приюта даже двум пастухам и занят без выстрела. По этому же размеру извещают иногда и о разбити нас. Эти газеты хуже персидских сказок..."[14]
Комментарии излишни, ведь Суджук-Кале не восстанавливался турками с 1791 года! Но для журналистов во все времена - всякое лыко в строку.
С 21 апреля по 29 октября 1837 года проводилась экспедиция генерала А.А. Вельяминова на побережье, во время которой были заложены укрепления Новотроицкое в устье реки Пшада и Михайловское в устье реки Вулан.[15]
В этой экспедиции принимал участие Л.М. Серебряков, которого в январе 1837 года:
"... ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР изволил избрать состоящего при морском министре по особым поручениям гвардейского экипажа капитана 2 ранга Серебрякова для исполнения при генерал-лейтенанте Вельяминове в предстоящую кампанию обязанности дежурного штаб-офицера по движению и действию морских отрядов ".[16]
Л.М. Серебряков. Гравюра середины XIX века.
Лазарь Маркович имел право непосредственного доклада морскому министру своего мнения, не согласовывая доклад со своим непосредственным начальником генералом А.А. Вельяминовым. В Российском государственном военно-морском архиве хранится много неизученных дел, содержащих переписку между А.С. Меншиковым и Л.М. Серебряковым и скрывающих много интересных сведений о Черноморской береговой линии.
Командующий отрядом генерал А.А. Вельяминов видел все недостатки перехода войск на побережье сухим путем. В рапорте от 21 августа 1837 года он писал командиру Отдельного Кавказского корпуса барону Г.В. Розену о планах на будущий год:
"... В первом вопросе представляется затруднительным вопрос: идти ли отряду к местам построений сухим путем или перевезти его морем?
То и другое представляет затруднение и весьма значительное. Переход сухим путем сопряжен вообще с потерей людей... Наконец, фуражировки, необходимые для продовольствия лошадей в отряде производят новую потерю в людях и отвлекают их от работ. Если перевезти войска морем, то особенное затруднение представляется в доставлении рогатого скота на продовольствие войск, равно как соломы для делания сырого кирпича..."[17]
Командир корпуса барон Г.В. Розен не смог дать ответ на этот вопрос и рапортом за N 325 отправил сомнения А.А. Вельяминова императору. На этом рапорте Николай I наложил резолюцию:
"Решительно морем, распорядясь по личному уговору с генерал-адъютантом Лазаревым, где удобнее будет принять десант..."[18]
Решение императора можно понять. Ведь только что, в июне кораблями Сухумского отряда Абхазской экспедиции был высажен десант на мысе Адлер, основавший укрепление Святого Духа, а в сентябре сам Николай I на пароходе "Колхида" посетил крепость Анапу и укрепление Геленджик, где обсудил с А.А. Вельяминовым дальнейшие планы. [19]
Окончательное решение было закреплено предписанием от 9 ноября 1837 г. начальника главного Морского штаба князя А.С. Меншикова:
"ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, рассмотрев во время ВЫСОЧАЙШЕГО пребывания в Геленджике предположения о действиях будущего года для продолжения занятия восточного берега Черного моря, ВЫСОЧАЙШЕ ПОВЕЛЕТЬ СОИЗВОЛИЛ:
1) будущим летом предпринять экспедицию вдоль морского берега для построения в удобных к тому местах укреплений, долженствующих препятствовать контрабандным судам приставать к черкесскому берегу;
2) экспедицию оную произвести морем, а не сухим путем...;
3) отряд сей посадить на суда Черноморского флота в Керченском проливе...;
4) для поднятия отряда назначить 4 или более линейных кораблей и несколько фрегатов с нужным числом легких судов, так, чтобы всего отряда поднять не более, как в два рейса..."
Этим же предписанием утверждалось основание укреплений в устьях рек Туапсе, Шапсуго и второго укрепления в Геленджикской бухте. Основание укрепления в бухте Суджук-кале не предусматривалось!
Замысел десанта был грандиозный. Предполагалась высаживать с кораблей дивизию, укомплектованных по штатам военного времени, с полным вооружением, артиллерией и обозами. Сойдя на берег под прикрытием корабельной артиллерии, войска должны были сходу вступить в бой с горцами, занять побережье и приступить к строительству укреплений. В десант назначили Тенгинский и Навагинский пехотные полки, четыре пеших полка черноморских казаков, две роты саперов, одна рота гарнизонной артиллерии, одна военно-рабочая рота, 50 казаков конвойной команды, при двух батареях (16 орудий) легкой артиллерии, 10 горных единорогах, 10 ручных мортир и более 100 повозок, всего около 8 тысяч человек.[20]
Командующий войсками на Кавказкой линии и Черномории генерал-лейтенант А.А. Вельяминов так же был начальником Черноморской Прибрежной линии. На него возложили подготовкой экспедиции на Черноморское побережье. В помощь ему прибыл генерал-майор Н.Н. Раевский, назначенный начальником I отделения этой линии.
В июле 1836 года граф М.С. Воронцов, Новороссийский и бессарабский губернатор произвел обозрение черкесских берегов. Причиной вояжа было решение императора возложить ответственность за торговлю с черкесами и абадзинцами на Керчь - Еникальского градоначальника "под ведением Новороссийского генерал-губернатора". В своем отчете М.С. Воронцов писал:
"... Между тем, собирая сведения и расспросы о местностях, я почувствовал, что одно лишь личное обозрение может дать более или менее справедливое понятие о крае, столь мало известном и столь интересном во всех отношениях..."
Поэтому он решил лично ознакомится с краем. Для путешествия был избран корвет "Ифигения" в сопровождении парохода "Петр Великий". Большую часть пути корвет прошел на буксире у парохода. Граф М.С.Воронцов осмотрел все побережье от Керченского пролива до границы с Турцией и составил отчет на имя императора. Рассматривая положения дел на побережье, он с горечью отмечал, как сильно развита контрабандная торговля горцев с турками, и ни что не может ей помешать:
"... От самого Суджук-Кале весь берег покрыт в высоких и низких местах густым, частым и прекраснейшим лесом, посему гарнизоны в укреплениях не имеют ни какой возможности ни узнавать о могущих быть против них покушений, ни о приближении к ним неприятеля...
... Эскадры наши, при всем усердии и расторопности командиров не могут значительно мешать сей [контрабандной] торговле, а еще менее прекратить оную. В течении прошедшего года таковых судов, дошедших благополучно по своему назначению, считалось более 60 и только 8 попали в руки наших крейсеров..."
Понимая, что усилия армии и флота бессильны в пресечении контрабандной торговли, М.С. Воронцов считал, что только мирным путем можно покорить Черноморское побережье Кавказа, только развив "регулярную торговлю" с горцами:
"... Торговля наша с горцами теперь почти ничтожна; возобновить и усилить оную есть воля Вашего Императорского Величества. Воля сия тем справедливее и священнее, что, кроме обыкновенных и общих выгод, от всякой торговли проистекающих для обеих сторон, сим то единственным способом можем мы надеяться привлечь к себе когда-либо черкесов, успокоить враждебный их дух, сделать наши сношения с ними для них необходимыми и удалить их от желания или нужды сношений с иностранцами, отвращая тем самым и дурное влияние, в политическом виде от таковых сношений произойти могущее... воевать и торговать в одно и то же время с теми же людьми, иметь с ними мгновенно и враждебные и мирные сношения - есть почти невозможность..." [21]
Человеком, способным установить мирные отношения с черкесами, по мнению М.С. Воронцова, был Николай Николаевич Раевский-младший, о чем он и сообщил царю. 21 сентября 1837 года последовал ВЫСОЧАЙШИЙ Указ по Сухопутному ведомству о назначении Н.Н. Раевского начальником I-го отделения Черноморской Прибрежной линии:
"... в управление коего поступают все укрепления находящиеся на сей линии, горцы, на оной обитающие, линейные батальоны и другие войска там расположенные".
Этим же приказом ему так же был подчинен начальник Геленджикского отряда судов, крейсирующих вдоль черкесского берега:
"... во всем, что не относится собственно до морской искусственной части " [22]
В конце 1837 года генерал-майор Николай Николаевич Раевский выехал в Керчь. Как писал Б. Модзалевский:
"... Он снова получил возможность найти применение к живому делу своих богатых сил и возможностей... в самом не продолжительном времени проявил свои блестящие возможности администратора и дипломата..." [23]
Точная дата прибытия Николая Николаевича к месту службы не известна. Командующий Отдельным Кавказским корпусом барон Г.В. Розен 18 ноября 1837 года издал приказ N 94 о назначении генерал-майора Н.Н. Раевского начальником 1-го отделения Черноморской береговой линии. Повторив текст ВЫСОЧАЙШЕГО УКАЗА, он добавил:
"... О таковой МОНАРШЕЙ воли для надлежащего исполнения и сведения даю знать по всему вверенному мне корпусу и предписываю комендантам Анапскому и Геленджикскому, командующим Черноморскими линейными N 1, 2, 3, и 4 батальонам по прибытии генерал-майора Раевского поступить под его начальство, так как по ВЫСОЧАЙШЕМУ соизволению сии батальоны подчиняются ему на правах дивизионного начальника." [24]
Квартирмейстер отряда Григорий Иванович Филипсон, ставший "правой рукой" Н.Н. Раевского, воспоминал:
"... Н.Н. Раевский был высокого роста, смугл, крепко сложен и вообще массивен. Черты его лица были выразительны; он всегда носил очки. О наружности своей он не заботился, а о костюме еще менее. В это время он был еще не женат, и потому его нельзя было видеть иначе, как в рубахе с открытой почерневшей от солнца грудью и шароварах. В особенных случаях и перед дамами он прибавлял к этому сюртук...
... Он хорошо владел французским языком. Английский знал плохо, а немецкий еще хуже... Способности ума у Раевского были более блестящи, чем глубоки. У него много было остроумия и особливо доброй, простодушной веселости. В его обращении всегда было что-то искренне молодое. Он говорил и писал очень хорошо; вернее будет сказать, что он диктовал; если же самому приходилось писать несколько строк, выходила бессмыслица..."[25]
В марте 1838 года тяжело болевший генерал А.А. Вельяминов умер. Подготовка и организация десантов полностью перешла к Н.Н. Раевскому, поскольку генерал-лейтенант П.Х. Грабе, назначенный новым командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории, находился в Ставрополе и на Тамань не приезжал.
В это время Николай Николаевич воспользовался случаем расширить свои полномочия. Рапортом от 18 апреля он просит командующего Отдельным Кавказским корпусом разрешения вступить в командование укреплениями Святого Духи и Гагры, занятыми "закавказскими войсками":
"...Что же касается до имеющейся строиться крепости на Соче, то я покорнейше прошу Ваше Превосходительство разрешить мне вступить в ея командование не прежде, как по возвращению строящего ея отряда, дабы не смешивать его действия с моими".
Генерал-лейтенант Е.М. Головин согласился с этим и приказал управляющему Имеретией генерал-майору Эспехо укрепление Святого Духа, а генерал-майору Симборскому, строящему укрепление Сочи, передать в подчинение Н.Н Раевского, однако, оставив укрепление Гагры в ведении местного начальника в Абхазии.[26]
И подготовка десанта не выходила из под контроля Н.Н. Раевского.
Узнав, что эскадрой будет командовать сам Главный командир Черноморского флота и портов вице-адмирал и кавалер М.П. Лазарев, Николай Николаевич 30 марта пишет ему письмо:
"Милостивый государь Михайло Петрович !
Здесь пронесся слух радостный для меня и для всего отряда о намерении Вашего Превосходительства прибыть лично с действующей эскадрой...
... Я почту себя счастливым, если мое усердие и моя служба под непосредственным ведением Вашего Превосходительства оправдают благосклонность, которой Вы меня тогда удостоили.
С истинным почтением и совершенной преданностью честь имею быть Вашего Превосходительства покорный слуга
Н. Раевский "
На что М.П. Лазарев отвечал:
"... Письмо Вашего Превосходительства от 30 марта я имел особенное удовольствие получить и благодарю Вас за лестное для меня желание находится под моим начальством, но это слишком много - начальником Вашим я не буду, а постараюсь быть ревностнейшим Вашим сотрудником и содействовать Вам всеми имеющимися у меня средствами к выполнению возложенных на Вас поручений..."[27]
И.К. Айвазовский "Адмирал М.П. Лазарев" 1839 г.
Эта переписка показывает, что между ними сразу же установились дружеские отношения, способствующие лучшему выполнению поставленной задачи.
Подготовкой десантов стал заниматься сам М.П. Лазарев. Ещё 18 декабря 1837 года он направил рапорт А.С. Меншикову:
"... Пользуясь производящимися в настоящем месяце в интендантстве торгами нужной на будущий 1838 года для флота провизии, распорядился о заготовлении потребного количества оной и для продовольствия войск тех, во время перевозки из на судах...
Кроме того, имея в виду, что едва ли представиться возможность приготовить сухари, нужные в числе провизии для продовольствия отряда войск, ибо весьма трудно заготовить их и особенно доставить в Севастополь в таком огромном количестве к ранней весне, я и по сему вошел в сношение с командующим войсками на Кавказской линии и в Черномории г. генерал-лейтенантом Вельяминовым и просил уведомить его, не найдет ли он возможным заготовить сухари для войск на месте амбаркировки [посадки на корабли]..."[28]
Капитану 2 ранга Л.М. Серебрякову было поручено зафрахтовать купеческие суда для перевозки "тяжестей" полковых обозов, а в 3 мая М. П. Лазарев приказал ему:
"... Я признал весьма полезным иметь при войске широкие длинные доски (по десяти), устроенные стропкой и с ступеньками вроде сходень, делаемых на гребных судах. При таких досках легко будет брать солдат на суда прямо с берега, коль скоро глубина позволит подойти на нужное для сего расстояние. Доски эти легко сделать из имеемых у вас таковых длинных и изготовление их тем полезно для отряда, что они, вероятно, будут годны при высадке десанта в Туапсе и в других экспедициях..."[29]
А у генерала Н.Н. Раевского были свои заботы: о сухарях, которых требовалось более восьми тысяч порций ежедневно, о порционном скоте, о сене для него, о соломе для изготовления саманный кирпичей будущих укреплений и прочих "мелочах", не отраженных в документах.
Весной на Тамани начался сбор отряда. Первыми к нему приехали гвардейские офицеры. С 1836 года началось прикомандирование их к войскам Кавказского корпуса для получения боевого опыта в военных действиях против горцев. Посылали молодых офицеров в чине до штаб-капитана пехоты и до штаб-ротмистра в кавалерии. Среди прибывших на Тамань для участие в десанте в 1838 года, были Константин Аркадьевич Суворов, внук знаменитого полководца, и Михаил Иванович Цейдлер, сын иркутского губернатора, впоследствии сам ставший губернатором в Вильне, ныне Вильнюс, и открывший там Русский театр. М.И. Цейдлер оставил воспоминания об этой поездке на Кавказ. Из них нам известно, что офицеры, участники десантов получали двойное жалование, двойные прогоны, порционы и рационы, самостоятельно добирались от Ставрополя до Тамани. Тамань тогда была
"... небольшим невзрачным городишком, который состоял из одноэтажных домиков, крытых тростником; несколько улиц обнесены были плетеными заборами и каменными оградами. Кое-где устроены были палисады и виднелась зелень. На улицах тихо и никакой жизни..."
Офицеры предпочитали проводить время в Керчи
"в большой гостинице на площади, где помещался тогда и клуб...
"... 23 мая все население Керчи праздновало день Св. Георгия Победоносца. Жители с утра спешили за город на то самое место, где, по преданию, Георгий на своем коне перескочил с одной скалы на другую, показывали даже следы копыт его коня и камень, на котором он возлежал, с оттиском на камне его фигуры. Следы восковых свечей показывали, что тут совершается молебствие; у меня явилось непреодолимое желание лечь на этот же камень с просьбой к Победоносцу благословить меня победой и особым отличием, - получением беленького крестика, составляющего верх желаний каждого из нас..." - вспоминал М.И. Цейдлер. [30]
Белый крестик - это орден Святого Георгия Победоносца, который вручался за боевые заслуги и был вожделенной мечтой каждого молодого офицера.
Надо думать, что не один Михаил Иванович обращался с просьбами к Георгию Победоносцу. Наверное, поэтому, городам Керчи и Новороссийску выпала такая героическая судьба, и они получили высшее боевое отличие, став городами-героями.
О М.И. Цейдлере хлопотала перед братом Мария Волконская из далёкой Сибири. В июле Николай Николаевич получил от неё:
"... Я узнала на днях, что молодой Цейдлер служит офицером под твоим начальством, посланный из гвардии, чтобы начать военную карьеру в действующих войсках. Он единственный сын, умерь, немного, его воинственный пыл, вспомни, что его отец служил вместе с твоим отцом в 1812 году, что в свое время это был один из храбрых офицеров и, что позднее он держал себя вполне порядочно по отношению ко мне, когда был гражданским губернатором в Иркутске, что вообще его здесь уважают и почитают..." [31]
Поручение, переданное Марией, расходилось с желаниями самого М.И. Цейдлера, но такова уж судьба родителей, беспокоиться о судьбе своих детей.
Знамя Тенгинского пехотного полка
Жизнь рядовых солдат не была такой беспечной, как офицеров. В Тенгинском пехотном полку служил разжалованный в рядовые декабрист Н.И. Лорер, оставивший воспоминания. Только разжалованные офицеры могли позволить себе повозку с лошадью, сложив на которую всю амуницию, продолжать путь налегке. Солдаты всё несли на себе: ружье с патронами, шинель, тяжелый ранец, набитый всем необходимые. К поясу были прикреплены котелок, нож, топор, чтобы прорубать проходы по тропам, закрытых ветками деревьев и кустов. Тенгины пешим порядком шли из Ивановки, штаб-квартиры полка, до Тамани. Офицеры ехали верхом, а впереди ротной колонны играли песни и плясали песельники и музыканты, чтобы путь не казался таким утомительным. Вместе с войсками был и командир отряда генерал-майор Н.Н. Раевский, сопровождаемый сотнею черноморских казаков. Расположились войска лагерем на берегу Керченского пролива. [32]
Кроме Н.И. Лорера в этой экспедиции принимали участие декабристы: подпоручик Навагинского полка В.С. Толстой, рядовой Тенгинского полка А.И. Черкасов, рядовые Кавказского саперного батальона А.И. Вегелин и К.Г. Игельстром. Сведений о других декабристах не обнаружены. К декабристам и разжалованном офицерам в отряде относились с особым уважением. Лично Н.Н. Раевский старался при каждом удобном случае отмечать их, представляя к наградам и Всемилостивейшему прощению.[33]
Генерал Н.Н. Раевский и адмирал М.П. Лазарев до мельчайших подробностей проработали план высадки. Были составлены схемы размещения солдат отряда на кораблях, каждой роте отведены свои баркасы, на которых были особые знак - флюгарки, отличавшиеся друг от друга формой и цветом, разработана очередность высадки. Каждая рота второй волны ожидала подхода к кораблю своего баркаса. Это всё позволило произвести высадку десанта очень быстро, без всяких задержек, вызываемых обычно, неразберихой. Кроме того, формировался в "750 человек матросов с приличным числом унтер-офицеров" под командою командира фрегата "Агатополь" капитан-лейтенанта Е.В. Путятина, впоследствии адмирала. В батальон зачислялись "охотники", то есть добровольцы от 50 до 100 человек с линейного корабля и от 30 до 80 человек с фрегата. [34]
26 апреля в Керченский пролив вошла эскадра в составе линейных
кораблей "Память Евстафия", "Адрианополь", "Султан Махмуд" и "Силистрия", фрегатов "Тенедос", "Агатополь", "Штандарт" и "Браилов", брига "Фемистокол", тендера "Луч", пароходов "Язон", "Северная Звезда" и "Громоносец". На рейде к ней присоединились корабли "Императрица Мария", "Чесма" и "Иоанн Златоуст" из эскадры контр-адмирала Ф.Г. Артюкова, только что высадивших десант в устье реки Сочи, основавшего укрепление Александрия. В 1839 году это укрепление будет переименовано в укрепление Навагинское, в честь солдат Навагинского полка. Командовал эскадрою Главный командир Черноморского флота и портов генерал-адъютант вице-адмирал и кавалер М.П. Лазарев, начальником штаба эскадры был капитан-лейтенант В.А. Корнилов.[35]
К этому времени на Таманском берегу Керченского пролива собрались все войска, составляющие Главный действующий отряд на Восточном берегу Черного моря со стороны Геленджика, таково его полное официальное название. Вечером 5 мая Н.Н. Раевский с начальником штаба М.М. Ольшевским объехал бивуак, а в 10 часов вечера поднял отряд.
"...Тут только мы узнали цель экспедиции. Войска должны были сесть на суда нашего Черноморского флота, идти в виду восточных берегов Черного моря, занять прибрежье в известных пунктах и строить крепости на берегу..." - вспоминал Н.Н. Лорер. - "Отряд наш выстроился огромным каре и начался молебен. Я и весь отряд любовались на своего нового начальника Н.Н. Раевского. Высокий, стройный, в шарфе и с шашкою через плечо, стоял он серьезно перед рядами войска, которое готовился вести к победе. Во цвете лет, с черными волосами, лежащими на красном его воротнике, и в синих очках, Раевский на всех произвел хорошее впечатление, и в фигуре его была какая-то гордость и отвага..." [36]
Мемуары Николая Ивановича Лорера важны ещё и тем, что это взгляд рядового участника десанта, отражающего такие подробности, о которых ни когда не узнаем из официальных рапортов и реляций. Поэтому к ним будем неоднократно обращаться.
Утром, после молебна, отряд приблизился к берегу, где уже стояли баркасы с кораблей, целая флотилия. По флюгаркам каждая рота быстро нашла свой баркас и по-взводно, в порядке установленной очередности, была перевезена на корабли.
Продолжим мемуары Николая Ивановича Лорера:
"... Итак, лодочка, нагруженная взводом, в коем я состоял рядовым, причалила к 120-пушечному кораблю ["Память Евстафия"]. По веревочным лестницам взбирался я с солдатиками наверх и потом лез, согнувшись, в какую-то дыру у руля, где каждый занимал отведенное ему место. Я очутился между двух огромных чугунных пушек, которые грозно выглядывали в море. Я устал страшно и, как мне помниться, едва ли испытывал подобное изнеможение, разве что при ретираде нашего отряда из-под Дрездена в [18]13 году. Духота страшная, запах смолы, крики и шум над головою довершали мои мучения.
Я снял ранец, положил его под голову, снял шинель и растянул на голом полу, благословляя провидение, что наградило меня и этим местечком, потому что все остальное было буквально загромождено солдатиками. Настоящее ужасное положение мое заставило меня даже мысленно завидовать ссылке моей в Курган: ни ветерка, солдатики стонут, рубаху мою хоть выжми, и обильный пот покрывает мое лицо."[37]
6 мая вице-адмирал М.П. Лазарев отдал приказ N 70 по эскадре Черноморского флота:
"Находящимся на зафрахтованных судах нижним чинам десантных войск, предоставляю господам командирам кораблей и фрегатов производить морскую провизию на равных с теми чинами, роты которых состоят на вверенных им судах, считая их у себя на лицо".[38]
Михаил Петрович Лазарев предвидел, что добираться до места высадки придётся долго и позаботился о солдатах, чтобы они не голодали. В то время пропитание солдату выдавалась сухим пайком и на привалах он вынужден был сам готовить себе обед на костре. На деревянном корабле костры не разведёшь, поэтому и отдан был этот приказ, что бы солдат на переходе кормили так же, как и матросов.
Н.Н. Раевский вместе со штабом расположился на флагманском корабле "Силистрия", которым командовал капитан-лейтенант А.Б. Иванов-4. Здесь же был и М.П. Лазарев со штабом. Капитан 1 ранга П.С. Нахимов, штатный командир "Силистрии", в тот год находился на лечении за границей и в основании укреплений Черноморской береговой линии участия не принимал.[39]
На "Силистрии" шёл в экспедицию академист Императорской академии художеств И.К. Гайвазовский. Позднее Иван Константинович, армянин по национальности, несколько изменил свою фамилию, став Айвазовским. В сентябре 1837 года Академия Художеств удостоила его золотой медалью 1-й степени за картину "Штиль" и решила "Гайвазовского отправить для усовершенствования на первые два лета в Крым на Чёрное море".
Император Николай I внимательно следивший за работами учащихся Академии, приобрёл шесть картин И.К. Гайвазовского за три тысячи рублей и подарил их Академии художеств, а 14 февраля 1838 года принял решение:
"...Гайвазовскому дозволить отправиться в Крым на один год для писания картин"
Приехавшего в Феодосию молодого художника и пригласили участвовать в экспедиции. [40]
8 мая эскадра, "закончив амбаркировку войск и поместив за один раз весь отряд", вышла из Керченского пролива и только 11 мая пришла на рейд реки Туапсе. Сейчас этот путь суда проходят меньше чем за сутки, а тогда - всё было подвластно ветру. 9 мая ветер утих и пришлось буксировать корабли баркасами на вёслах, ожидая даже самого малого ветра.
Подойдя к устью реки Туапсе, корабли выстроились согласно диспозиции в линию. Утром на следующий день
"...С адмиральского корабля грянул первый выстрел и ядро с визгом ударилось в берег, - вспоминал Н.И. Лорер. - Со всех кораблей мигом спустились перевозочные лодки и войска стали садиться в них. Я обнял моего доброго Мессера [ командира корабля ], распрощался с офицерами и с ружьем в руках прыгнул в лодку с 15 или 20 солдатами своего взвода. Лодки понеслись к берегу, как на какой-нибудь гонке, а оставшиеся за ними корабли стреляли целыми бортами через наши головы. Впереди, на берегу, леса валились от этой канонады, и скоро дым застлал всю окрестность.
Раевский, с трубкою в зубах, в рубахе и шашкою через плечо стоял на носу лодки с Л.С. Пушкиным и плыл недалеко от нас. Он первый выскочил на берег, и по всей линии загремел огонь наших стрелков. Горцы, в числе 6 тысяч, залегли за камнями, деревьями и выжидали нас, а подпустив на близкое расстояние, стали с упорством отстреливаться...
... Занятие берега продолжалось не долго, и скоро мы стали властителями нового куска земли. Раевский, проходя по линии со всем своим штабом, поздравлял войска, а за поясом его торчал преогромный букет цветов кавказской флоры, который он набрал во время дела..." [41]
Десантников на берегу встретили выстрелы горцев, им пришлось принять бой. Но залпы корабельной артиллерии довольно быстро сломили сопротивление и горцы отошли. Солдаты приступили к рубке леса и установке палаточного лагеря. После освящения места строительства укрепление, получил название Вельяминовское, в память о генерале А.А. Вельяминове. 14 мая, оставив транспорта и пароход "Язон" в личное распоряжение Н.Н. Раевского, на рейде, эскадра ушла в Севастополь. [42]
На эскадре удалился и И.К. Айвазовский. К апрелю 1839 года он закончил большое полотно "Высадка десанта в Туапсе". На переднем плане изображен головной баркас, подходящий к берегу, на котором стоит Н.Н. Раевский. Эту картину купил император для собственной коллекции. [43]
И.К. Айвазовский "Высадка десанта в Туапсе 8 мая 1838 года"
После Великой Отечественной войны она находилась в художественном музее г. Куйбышева, ныне Самара.
К строящемуся укреплению регулярно прибывали транспорта и купеческие суда, доставлявшие строительные материалы, продовольствие и прессование сено для лошадей. На рейде стояли одно - два судна, бриг или тендер, из Геленджикского отряда Абхазской экспедиции.
На высоком берегу, где сейчас расположен исторический музей г. Туапсе, началась постройка укрепления. Солдаты расчистили место, установили по периметру засеки, перед засеками вырубался лес на расстояние ружейного выстрела. Внутри засеки ставил блокгауз.
Двор исторического музея г. Туапсе
После того, как началась постройка укрепления, Н.Н. Раевский вместе с Л.С. Пушкиным и Г.И. Филипсоном объехали на пароходе "Язон" укрепления на Тамани и Геленджик и вернулись в Туапсе.[44]
30 мая неожиданно разразилась буря, продолжавшаяся три дня.
"Язон" (командир капитан-лейтенант Хомутов) долго отрабатывал машинами, пока волны не погасили огня в котлах и пароход, выброшенный на мель, затонул метрах в пятидесяти от берега. Хотя на тендере "Скорый" (командир лейтенант А.И. Панфилов) успели срубить мачту, его выбросило в устье реки Туапсе и засыпало галькой и песком. Остальные суда: бриг "Фемистокл", командир капитан-лейтенант Н.Ф. Метлин, тендер "Луч", командир лейтенант Г.И. Бутаков, транспорт "Ланжерон" и восемь купеческих судов выбросило далеко на берег и разломало. При крушении погибла вся команда парохода "Язон", а всего три офицера и сорок шесть нижних чинов. После осмотра судов по окончании бури было принято решение засыпанный тендер "Скорый" оставить на месте, бриг "Фемистокл" и транспорт "Ланжерон", разграбленный горцами, сжечь, а тендер "Луч" и пароход "Язон" попытаться спасти. Спасательные работу были поручены Л.М. Серебрякову.
Моряки ожидали наказания, но Н.Н. Раевский так сумел составить рапорт императору, что тот простил командиров кораблей. Впоследствии они стали: И.Ф. Метлин - морским министром. Членом Государственного совета, А.И. Панфилов - адмиралом, главным командиром Черноморского флота, членом Адмиралтейств-совета. Г.И. Бутаков - адмиралом, создателем тактики боевого применения паровых кораблей. [45]
В начале июня 1838 года на Тамань прибыл командующий Отдельным Кавказским корпусом генерал-лейтенант Е.А. Головин и оттуда на пароходе "Колхида" направился на осмотр Черноморской Прибрежной линии. Это было единственное посещение командующим берега Черного моря. 16 июня он прибыл в лагерь при реке Туапсе. Н.Н. Раевский доложил о положении дел в укреплениях Черноморской Прибрежной линии:
"...Для строящихся мною двух крепостей я велел немедленно зафрахтовать особое судно, на коем для сих двух укреплений, равно для Михайловского и Новотроицкого, перевезено нужное количество порционного скота, сена для их прокормления до сенокоса 1839-го года и все другие припасы...
Гарнизоны вверенных мне крепостей в Тамани и в Геленджике имеют надлежащее заготовление сена, а посему, по перевозе оного и порционного скота, будут получать два раза в неделю свежую порцию мяса. Если же гарнизоны укреплений Св. Духа и на Сочи не имеют подобного заготовления, то необходимо им оказать помощь со стороны казны. Сие единственное средство предупредить цинготную болезнь". [46]
Осмотрев лагерь и ознакомившись с положением дел, Е.А. Головин увидел, как под руководством Л.М. Серебрякова моряки сумели, заделав пробоины, поднять пароход "Язон". Всплывавший "Язон" так потряс воображение командира Отдельного Кавказского корпуса, что он, глядя на это, крестился и бормотал молитвы. Но море не отпустило пароход и дней через десять "Язон" снова был выброшен на берег и окончательно изуродован. С него сняли орудия, машину и отправили в Севастополь. Сняли и котёл, но отправить не сумели, и он остался на берегу.
Затем Н.Н. Раевский вместе с Е.А. Головиным пришли в Анапу, где их ждал командующий войсками на Кавказской линии и в Черномории генерал-лейтенант П.Х. Граббе. П.Х. Граббе во всём подчеркивал, что Н.Н. Раевский его подчинённый. Отношения между ними сразу же не сложились. Взяв на борт "Колхиды" П.Х. Граббе, генералы объехали побережье, осмотрев все укрепления и Суджукскую бухту. После этого Е.А. Головин остался в отряде Н.Н. Раевского. [47]
Н.Н. Раевский убедил Е.А. Головина изменить Высочайше утверждённый план действий и ходатайствовать перед Императором об основании третьего укрепления в этом году не в Геленджикской, а в Суджукской бухте. Возможно, он напомнил командующему корпусом слова из рапорта графа М.С Воронцова, написанные ещё в 1836 году:
"...Нельзя не любоваться красотой и безопасностью Суджук-кальской
рейды... Три или четыре флота могут здесь совершенно и во всякие
времена поместиться; В РУКАХ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ МЕСТНОСТЬ СИЯ НЕМИНУЕМО БУДЕТ СО ВРЕМЕНЕМ ИГРАТЬ БОЛЬШУЮ РОЛЬ..." [48] (выделено нами)
16 июля, вернувшись с побережья, Е.А. Головин отправил рапорт на имя военного министра, в котором сообщал:
"...Осмотрев во всей подробности Суджукскую бухту, я удостоверился, что во всех отношениях, изложенных генерал-майором Раевским, она заслуживает преимуществ... КРЕПОСТЬ ПРИ УСТЬЕ РЕКИ ЦЕМЕС БУДЕТ ВАЖНЕЙШАЯ ИЗ ВСЕХ ПРИБРЕЖНОЙ ЛИНИИ КАК ПО СВОЕЙ МЕСТНОСТИ, ТАК И ДЛЯ СВЯЗИ С ДРУГИМИ КРЕПОСТЯМИ ..."
(выделено нами) [49]
Ответом на этот рапорт было решение Государя императора:
"ИМЕТЬ ПРИ УСТЬЕ РЕКИ ЦЕМЕС ГЛАВНЫЙ ПОРТ ИЛИ ПРИСТАНЬ ДЛЯ БЕРЕГОВОЙ НАШЕЙ ЭСКАДРЫ". [50]
Но до этого, надо было ещё основать укрепление в устье реки Шапсуго. Другое написание название этой реки, встречающееся в документах, Шапсухо.
В середине июня Н.Н. Раевский направил М.П. Лазареву донесение об окончании работ по строительству форта Вельяминовский и просьбу прислать эскадру для перевозки войск к устью реки Шапсухо. На этом донесении Михаил Петрович наложил резолюцию:
" Эскадру поручить начальнику штаба Черноморского флота и портов к[онтр]-адмиралу Хрущеву, коему поднять флаг свой на корабле " Силистрия".
Пока строилось укрепление Вельяминовское международная обстановка обострилась: снова, как и в 1833 году, разгорался египетско-турецкий конфликт. М.П. Лазарев получил предписание морского министра:
"... Государю Императору угодно, чтобы Ваше Превосходительство на случай могущий встретится, но, впрочем, еще не определенный, надобности в присутствии нашей военной силы на Босфоре поставили бы Черноморский флот в такое положение, чтобы он мог в возможной скорости перевезти к турецким берегам в два рейса и участвовать в военных действиях.
К исполнению сей Высочайшей Воли, которая должна сохраняться в
строгой тайне..." [51]
Михаилу Петровичу пришлось заниматься подготовкой флота к проведению новой десантной операции на Босфор.
Тем не менее, 9 июля на рейде лагеря в устье реки Туапсе встала эскадра. Началась амбаркировка - посадка войск на корабли. 12 июля корабли подошли у устью реки Шапсухо, находящемуся между Туапсе и Геленджиком. Ныне в этом месте находится посёлок Лермонтово.
Высадка десанта прошла так же организованно, как и при реке Туапсе.
На первом баркасе шёл Н.Н. Раевский вместе со своим адъютантом Л.С. Пушкиным. После непродолжительно схватки с горцами, так же не устоявшими под залпами корабельных орудий, берег был захвачен. Генерал Е.А. Головин с искренним восхищением наблюдал за всем этим с борта флагманского корабля "Силистрия" и послал благодарственное письмо командиру Черноморского флота вице-адмиралу М.П. Лазареву:
"...События сии, при коих Черноморский флот оказал столь важные услуги, кончено, обратят на себя ВЫСОЧАЙШЕЕ внимание, не менее того, не могу удержаться, чтобы не изъявить здесь чувств, как моей личной благодарности, так и всех сотрудников моих, признательности за искреннюю и прямодушную готовность, с которой флотские наши товарищи содействовали как последней высадке, под глазами моими совершившейся, так и прежним двум...
...О всём, здесь изложенном, я счёл моей обязанностью довести до сведения ГОСУДАРЯ ИМПЕРАТОРА и ходатайствовать о награждении командовавшего эскадрой контр-адмирала Хрущёва и некоторых штаб- и обер-офицеров, участвовавших в десанте с сухопутными войсками..." [52]
Высадив войска, эскадра ушла в Севастополь. На ней удалился и командующий Отдельный Кавказским корпусом генерал-лейтенант Е.А. Головин. Пароход "Колхида" готовился буксировать в Николаев поднятый пароход "Язон". Поэтому М.П. Лазарев прислал в распоряжение Н.Н. Раевского пароход "Громоносец". Но после второго крушения "Язона", Николай Николаевич вернул "Громоносец" флоту, оставив себе Колхиду". [53].
Строительство укрепления, названного Тенгинским, шло скоро. Это объяснялось тем, что казармы и дома были изготовлены из дерева в Ростове и Таганроге, а в Тенгинское их привезли на судах в разобранном виде и быстро собирали.[54]
Пока шло строительство, Николай Николаевич, зная о рапорте Е.А. Головина, настойчиво приглашал Михаила Петровича принять участие в третьей экспедиции и основать укрепление в Суджукской бухте:
"...Приезжайте к нам для третьего десанта, мы вас примем, как отца и начальника, привозите с собой Степана Петровича (Хрущёва), Корнилова, Путятина, Метлина и Панфилова. Что вам за веселье подписывать бумаги в Николаеве, это ли обязанность моряка?" - писал он в одном из писем. [55]
Но М.П. Лазарева, готовившего десант на Босфор, более занимал вопрос "каким образом изворотиться наличными судами Черноморского флота, дабы не было остановки в перевозке войск, когда наступит срок, и что бы обыкновенная служба вдоль восточного берега шла своим порядком", понимая при этом готовность флота к высадке десанта на Босфор. Выслать Н.Н. Раевскому эскадру он не мог, поэтому решился перевезти войска из Шапсухо в Геленджик на фрегатах и кораблях Абхазской экспедиции за два рейса. [56]
Командиром отряда судов был назначен контр-адмирал М.Н. Cтанюкович, отец писателя-мариниста Константина Михайловича Станюковича. В предписании от 22 августа 1838 года М.П. Лазарев писал:
"... Я предлагаю Вам, приняв в свое командование суда по назначению командира Севастопольского порта и по выходу с оными на рейд, отправиться немедленно в Шапсухо, для перевозки означенных войск, под начальством генерал-майора Раевского состоящих...
В число мелких судов назначается при эскадре состоящий в Севастополе бриг "Меркурий", а другим (сколько уделить можно) предоставляется к Вам присоединиться из Геленджикского отряда, как равно и контр-адмиралу Захарьину с фрегатом "Штандарт" поступить для означенной операции под начальство Ваше, причем употребить так же при эскадре транспорты "Слон", "Ахиолло" и "Чапман", а равно и назначенный к отправлению в распоряжение генерал-майора Раевского транспорт "Кубань", если только прибыть туда успеет..."[57]
В предписании командиру Геленджикского отряда судов Абхазской экспедиции контр-адмиралу И.Я. Захарьину говорилось:
"...Предлагается Вашему Превосходительству отделить сколько представится возможным из Геленджикского отряда судов, Вам с фрегатом "Штандарт" поступить под начальство контр-адмирала Станюковича..."[58]
29 августа на рейде реки Шапсухо встали фрегат "Штандарт" и транспортные суда, началась погрузка тяжестей, больных, солдат 2-го батальона Тенгинского пехотного полка и казаков, "дабы дать возможность эскадре перевезти действующий отряд двумя рейсами из Шапсуго в Геленджик..." - записано в "Журнале боевых отряда войск под командованием генерала Н.Н. Раевского".[58]
Так М.П. Лазарев выполнял ВЫСОЧАЙШЕЕ повеление об основании второго укрепления в Геленджикской бухте и Н.Н. Раевский вынужден был этому починиться. Но он с нетерпением ждал приказа об основании укрепления в Суджукской бухте и разрешил Михаилу Петровичу вскрывать документы, приходящие в Севастополь на его имя.
Ожидаемое Н.Н. Раевским предписание было получено, когда "Штандарт" уже грузился в Шапсухо. Военный министр граф А.И. Чернышев сообщал Главному командиру Черноморского флота и портов М.П. Лазареву об изменении первоначальных планов:
"...Занятие этого пункта указано ЕГО ИМПЕРАТОРСКИМ ВЕЛИЧЕСТВОМ по многим важным выгодам, которые он представляет как в военном, так и в торговом отношениях, в особенности же потому, что Суджукская бухта, по соображениям генерал-лейтенантов Головина и Раевского, основанных на местных изысканиях, далеко превосходит все прочие якорные места по протяжению Восточного берега Черного моря, может служить надёжным убежищем для военных судов...
...Его ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно, чтобы Вы, милостивый государь, сообщили генералу Раевскому мнение своё о степени удобства Суджукской бухты для предложенной цели, а так же для его сведения и соображения все необходимые условия хорошей военной пристанью требуемые. Если местность при Цемесе будет найдена генерал-лейтенантом Раевским соответствующим сим условиям, то вместе с возведением укрепления, ему предоставлено приступить и к нужейшим по устройству пристани работам...>> [60]
Отдав приказания о формировании эскадры, Михаил Петрович сообщал Н.Н. Раевскому:
"...Распечатав официальную депешу к Вам от графа Чернышёва, усмотрел я, что она адресована к генерал-лейтенанту Раевскому и сейчас же приказал подать шампанского, чтобы выпить за здоровье многоуважаемого мною Николая Николаевича! От души поздравляю Вас и дай Вам Бог более и более! В надежде скоро лично увидеть писать не буду, и заключу письмо моё, пожелав вам всех благ земных и небесных..." [61]
Это послание очень наглядно показывает отношения, сложившиеся между М.П. Лазаревым и Н.Н. Раевским. Сухие служебные, они переросли в настоящую мужскую дружбу.
К устью реки Шапсухо сразу же был отправлен пароход "Громоносец", командир лейтенант Соколовский, что бы вручить депешу командиру Главного действующего отряда генерал-лейтенанту Раевскому и приказ командиру отряда судов, крейсирующих у Черкесского и Абхазского берегов. [62]
2 сентября эскадра Черноморского флота в составе линейных кораблей "Императрица Екатерина", "Султан-Махмуд" и "Cилистрия", фрегатов "Энос", "Тенедос", "Бургас", "Агатополь" и "Браилов", пароходов "Северная звезда", "Колхида", "Громоносец", транспортов "Чапман", "Слон" и "Ахиолло". под командованием вице-адмирала М.П. Лазарева вышла из Севастополя "в укрепление на реке Шапсухо для принятия там на суда действующего под начальством генерал-лейтенанта Раевского отряда и высадки его при устье реки Цемес в Суджукской бухте." [63]
7 сентября эскадра прибыла к устью реки Шапсухо и сразу же началась погрузка войск на корабли. К вечеру 9 сентября погрузка была закончена и в полночь корабли направились в Суджукскую бухту. Контр-адмиралу и кавалеру Захарьину было приказано немедленно отправиться в Геленджик, взять перевезенные туда войска и "при появлении эскадры соединиться с оною для совместного входа в Суджукскую бухту." [64]
Во время погрузки, согласно приказу М.П. Лазарева, на эскадре был сформирован из нижних чинов сводный морской батальон "для содействия сухопутным войскам при занятии берега реки Цемес". Батальон состоял из 9 офицеров, 9 музыкантов, 53 унтер-офицера и 528 матросов. Командиром его был назначен начальник штаба эскадры капитан-лейтенант Метлин.
[65]
В полдень 12 сентября эскадра Черноморского флота вошла в Суджукскую бухту. На входе в бухту стояла шхуна "Гонец", обозначая Пенайскую банку. Подойдя к западному берегу, корабли встали на якорь, растянувшись от устья реки Цемес до развалин турецкой крепости Суджук-калеа. В два часа пополудни были спущены гребные суда и началась посадка войск, а артиллерия кораблей открыла огонь. Горцы, наблюдающие за эскадрой, разбежались. По окончании артподготовки гребные суда дружно двинулись к берегу, стреляя картечью. На головном баркасе Н.Н. Раевский в своей излюбленной рубахе. Высадив десант, гребные суда отошли к эскадре и вторым рейсом привезли все оставшиеся войска. Всего в течение часа было высажено 5818 сухопутных человек: Тенгинский и Навагинский пехотные полки, четыре пеших полка черноморских казаков, две роты саперов, 50
казаков конвойной команды, при 16 орудиях легкой артиллерии, 10 горных единорогов, 10 ручных мортир и 100 повозок и сводный морской батальон. Горцы сделали несколько выстрелов, но сопротивления не оказали. Войска разбили лагерь на берегу бухты. [66]
Н.В. Зубков "Высадка десанта в "Цемесскую бухту"
Свидетелем высадки десанта в Суджукской бухте был Джеймс Белль, подданный Великобритании, находившийся среди черкесов. В своих воспоминаниях он эти события изложил так:
"... Флот в количестве 30 вымпелов появился в бухте Сугуджак (Суджук-Кале) [в оригинале употребляется как "Sugudjak", так и "Sujuk-kalen"] и как только он встал на якорь, сразу же началась сильная канонада, продолжавшаяся два дня, для того чтобы выгнать с побережья его защитников [черкесов]; а затем армия, получившая пополнение из Геленджика, с огромным количеством артиллерии была быстро высажена двумя колоннами. Одна из них высадилась в то самое место, где находилась маленькая турецкая деревня (пока она не была разрушена с русских судов). Другая - высадилась западнее большой возвышенности, поросшей кустарником, на которой в то время собрались все силы окрестных черкесов. Отсутствие орудий не позволило черкесам оказать достойный отпор.
Русские наконец-то заняли форт, уступленный им Турцией, а участок, ими выбранный для своего нового форта, был на много предпочтительнее, так как он доминировал над местностью и, в то же время, сохранялось сообщение с морем. Это бомбардировка берегов бухты, продолжавшаяся два дня, прежде чем армия высадилась, долженствующая разрушить все, любопытное продолжение заявлений Его Превосходительства графа Нессельроде, сделанное им Его Превосходительству графу Дюхам [ Durham ], касательно военной оккупации в России". [67]
Всё это было опубликовано в Лондоне через полтора года после высадки десанта в Цемесской бухте, в 1840 г. Вот по такими "объективным" запискам очевидцев рядовые британцы пытались представить себе Россию !
На следующий день войска приступили к рубке леса и устройства засек вокруг лагеря. Н.Н. Раевский и М.П. Лазарев, под прикрытием трех батальонов пехоты, сводного морского батальона и двух орудий, осмотрели всё побережье до развалин крепости Суджук-кале и выбрали места под строительство укрепления и адмиралтейства.
По плану, составленному Н.Н. Раевским, предусматривалось строительство укрепления, названного Цемесским, из двух фортов с соединяющими их рвами и валами, и четырёх блокгаузов внутри. Со стороны моря никаких защитных сооружений, в отличие от других укреплений, не предусматривалось.
По плану М.П. Лазарева, лично выбравшего место под строительство Адмиралтейства, оно должно было включать магазины [склады] для провизии, такелажа и другого имущества, сараи для исправления гребных судов, кузницу, казармы для мастеровых со службами, дом смотрителя адмиралтейства с канцелярией, а так же пристань.
К 14 сентября на корабли приняли сводный морской батальон и больных "сухопутного ведомства" и вечером эскадра ушла в Севастополь. В распоряжении Н.Н. Раевского снова был оставлен пароход "Колхида". [68]
15 сентября началась разбивка будущего укрепления, а 18 сентября торжественно освятили место постройки укрепления с проведением церковного парада и приступили к непосредственному строительству форта и казарм внутри его. Строительство форта продолжалось месяц, и к 18 октября строительство форта было закончено. [69]
К 31 октября было закончено строительство казармы. Остальные работы приостановили до весны. 3 ноября, оставив в форту три роты Навагинского пехотного полка и три черноморских пеших полка под общим командованием майора Лико, который в 1840 году возглавил героическую оборону укрепления Михайловского, отряд выступил в Анапу. Вернувшись 10 ноября, отряд доставил необходимые для зимовки и проведения дальнейших работ припасы. В этот же день начались работы по постройке моста через реку Цемес. На следующий день всех больных отправили в Таманский госпиталь на пароходе "Колхида", транспорте "Чапман" и вольнонаемном судне "Святой Митрофан". В форту укрепления Цемесского осталась 12-я мушкетёрная рота Навагинского пехотного полка и команда азовских казаков.
13 ноября Главный действующий отряд на Восточном берегу Черного моря со стороны Геленджика покинул укрепление в двинулся в Анапу, а оттуда 19 ноября - на зимние квартиры. Экспедиция 1838 года была благополучно завершена. [70]
Зиму 1838 - 1839 годов Николай Николаевич Раевский провел в отпуске в столице империи. Он посватался к Анне Михайловне Бороздиной и 22 января обвенчался со своей невестой. Но, несмотря на приготовления к свадьбе и отпуск, Н.Н. Раевский не забывал дела службы. Пришлось ему походить по различным министерствам и ведомствам, побывать на приеме у императора. В результате он сумел добиться очень многого.
В Петербурге Н.Н. Раевский встречался со своим непосредственным начальником генералом П.Х. Граббе, что он не мог сделать, будучи на побережье, совещался с ним о дальнейшем развитии линии, о строительстве укреплений. Свои соображения Николай Николаевич лично предоставил Императору. В частности, он добился о сформировании еще одного Черноморского линейного батальона, который бы располагался гарнизоном в Новороссийске в составе 4-х рот по 230 рядовых, 20 унтер-офицеров, 2 барабанщиков, 2 горнистов в каждой при 14 офицерах и командира. Батальону был присвоен N 3. Остальные же "черноморские батальоны с нумера с 3 по 10 включительно приняли последующий каждому нумер, то есть 3-му - 4-й, 4-му - 5-й и т.д." [71]
Знамя Черноморского линейного батальона (из Интернета)
Н.Н. Раевский добился разрешения усилить гарнизон укрепления Цемесского, получившего имя Новороссийск, военно-рабочей N 28 ротой и двумя Черноморскими казачьими полками. Попутно ему удалось добиться некоторого улучшения своего положения и предписанием военного министра N 306 от 15 января 1839 года ему сообщалось:
"... Вместе с тем, ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, до совершенного устройства Цемеса дозволяет Вашему Превосходительству и Вашему штабу с 1 ноября по 1 марта иметь место пребывания в г. Керчи, с оставлением жалования и содержания по закубанскому окладу; с 1 же марта по 1 ноября обязаны Вы быть на Восточном берегу Черного моря и находиться в крепостях линии, вверенному Вашему, милостивый государь, начальству". [72]
Кроме военного министерства Николай Николаевич побывал в Морском министерстве, в Министерстве финансов, в палате мер и весов. В результате министр финансов Е.Ф. Канкрин дал разрешение на продажу соли горцам комендантам укреплений и приказал, чтобы в Керчь было доставлено "потребное количество весов, мер и прочих принадлежностей, клейменной Государственной пробирной палатой". [73]
Тогда же была решена судьба контр-адмирала Л.М. Серебрякова. Н.Н. Раевский сообщал начальнику Главного морского штаба 28 января:
"... Я имел получить предписание Вашей Светлости от 21 генваря за N 26367. В нем упоминается о назначении капитана над портом в Новороссийском укреплении, который подчиняется мне и сверх того контр-адмиралу Серебрякову, но Ваша светлость не сделали честь меня уведомить о должности, которая поручается сему последнему. Я осмелился предложить означенному контр-адмиралу Серебрякову начальника одного из отделений прибрежной линии. Если сие предположение не будет одобрено и контр-адмирал Серебряков не получит другую должность, то покорнейше прошу о его назначении Командиром Новороссийского и Геленджикского портов, препоручив ему постройку адмиралтейства и укрепления в Цемесе и подчинив ему двух капитанов над портами. Присутствие контр-адмирала Серебрякова, я полагаю необходимым на восточных берегах Черного моря...." [74]
5 апреля 1839 года последовал ВЫСОЧАЙШИЙ Указ о переименовании Черноморской прибрежной линии в Черноморскую береговую линию и разделении ее на два отделения: I-е отделение - от Кубани до форта Александрия и II-е отделение - от форта Александрия до Мингрелии. Местом пребывания начальника отделения было выбрано укрепление Новороссийск. Лазарь Маркович Серебряков был утвержден в должности начальника I-го отделения Черноморской береговой линии. 25 апреля он прибыл в Новороссийск и приступил к руководству всеми работами. [75]
Отметим, что несколько позднее форт Александрия был переименован в форт Кабардинский. Потом Черноморская береговая линия была разделена на три и даже на четыре отделения ! Четвертым отделением линии непродолжительное время командовал генерал А. Брусилов, отец героя Первой мировой войны генерала А.А. Брусилова. [76]
С наступлением весны Н.Н. Раевский с семьей выехал в Керчь, готовиться к новым десантам. По дороге он заехал в Феодосию к И.К. Гайвазовскому. К этому времени Иван Константинович, обладавший завидной работоспособностью, написал картины "Высадка десанта в Туапсе", "Вид Севастополя", "Ясный день", "Лунная ночь", "Буря", а так же картины, посвященные А.С. Пушкину: "Восход солнца с вершины Ай-Петри", на которой Александр Сергеевич на коне приветствует солнце, "Пушкин у Гурзуфских скал" и "Пушкин с семьей Раевских по дороге в Гурзуф из Патенита". "Пушкин и Мария Раевская". Эти картины были написаны по рассказам Николая Николаевича Раевского. [77]
Но художник, согласно ИМПЕРАТОРСКОМУ решению, уже собирался возвращаться в Санкт-Петербург. Ему шёл всего двадцать первый год и Николай Николаевич легко уговорил нарушить решение Императора. 29 апреля 1839 года, из Тамани, перед самой посадкой на корабли, И.К. Гайвазовский обращается к президенту Академии художеств:
"...Между тем, генерал Раевский, начальник Прибрежной Кавказской линии, проезжая через Феодосию к своей должности для свершения военных подвигов при занятии мест на Восточных берегах Мингрелии, был у меня в мастерской и настоятельно убеждал меня поехать с ним, дабы обозреть красоты природы малоизвестных берегов Черного моря и присутствовать при высадке на оные войск, назначенных к занятию означенных береговых мест..."
О данной просьбе было доложено Николаю I и тот:
"... Разрешил остаться академисту Гайвазовскому в Крыму на просимый срок для окончания его работы, и ВСЕМИЛОСТИВНШЕ соизволил пожаловать сему художнику тысячу рублей ассигнациями на покрытие издержек с занятиями его сопряжённых..." [78]
К тому времени, когда до Ивана Константиновича дошло это разрешение, он уже вернулся в Крым и работал над громадным полотном "Высадка десанта в Субаши". Эту картину и картину "Вид Севастопольского рейда" приобрёл в личную собственность император Николай I, заплатив 1428 рублей 57 копеек серебром, громадные, по тем временам, деньги. Этого хватило И.К. Гайвазовскому на поездку в Италию на учебу. [79]
Пока войска собирались на Таманском полуострове, Н.Н. Раевский успел объехать на пароходе Черноморскую прибрежную линию, получившую новое название Черноморской береговой линии, и, находясь в Керчи, в апреле закончил "Обозрение восточного берега Черного моря". Известно, что Н.Н. Раевский диктовал, а его адъютант Лев Пушкин перекладывали мысли на бумагу. Поэтому с большой долей уверенности можно сказать, что это был совместный труд Николая Николаевича и Льва Сергеевича Пушкина. Зная характер Льва, его умение владеть словом и весьма дружеские отношения между ними, несомненно, что он не только правил мысли Н.Н. Раевского, но и предлагал свои.[80]
В мае эскадра Черноморского флота под командованием вице-адмирала М.П. Лазарева высадила десант в устье реки Субаши, а в июле - в устье реки Псезуапе, ныне эти районы входят в черту Большого Сочи. Подготовка десантов была такая же тщательная, как и в предыдущем году. [81]
И.К. Айвазовский "Высадка десанта в Субаши"
Высадка русских десантов на побережье нашла отражение в черкесском эпосе. Собиратель эпоса З. Кардагунов записал в 1949 году в ауле Псыгасну от старожила Х. Воронова такую черкесскую песню:
" Моя сабля, ой дуней, словно зуб собаки
Ой, дуней, текло по ней много крови всякой.
Вдаль смотрю я, ой, дуней, с берега реки видней,
Сорок черных кораблей, ой дуней, плывет по ней.
А на каждом, ой дуней, а на каждом корабле
К каменистым берегам Черные плывут войска,
Черные плывут войска, ой дуней, из далека..."
Перевод Наума Гребнева [82]
По окончании строительства форта Лазарева на реке Псезуапе, все войска к 4 сентября были перевезены кораблями Черноморского флота в Анапу. Сдав больных и раненых в анапский госпиталь, а слабых послав в станицу Витязеву, генерал-лейтенант Н.Н. Раевский перевел войска в станицу Николаевскую на отдых.
11 сентября отряд, дождавшись обозов и Сводного черноморского конно-казачьего полка, выступил к реке Мескаге. [83]
Декабрист Николай Иванович Лорер вспоминал:
"... Мы шли густою колонную с стрелками по бокам. К вечеру мы пришли на возвышенное плато и остановились, чтобы строить форт. Так как на дворе был сентябрь месяц, то ночью порядочно морозило..." [84]
Такая погода привела к большой болезненности в войсках, как среди солдат, так и среди офицеров. Дело дошло до того, что штабс-капитан Л.С. Пушкин принял командование сразу же двумя батальонами - одним в Тенгинском, а другим в Навагинском полках. Заболел и сам Николай Николаевич и 17 сентября, сделав необходимые распоряжения, выехал в Керчь. Вместо него 25 сентября приехал и вступил в командование командир 1-й бригадой 20-й пехотной дивизией генерал-майор Кашутин. [85]
Этот отъезд Н.Н. Раевского позволил некоторым современным литератором, мнящих себя историками, утверждать, что он просто бросил отряд, так как его молодая жена, находясь в Керчи, вскорости должна была разрешиться от бремени. [86]
"...И октябрь месяц не заставил себя долго ждать. Мы зябли и дрожали от холода, а форт Раевский (это имя ему было дано в честь строителя) рос и рос понемногу. Какая-то унылость, апатия всех нас обуяла и мы жаждали хотя бы перестрелки, а то и её не было. Не слышно в лагере ни музыки, ни песельников; не видно картёжной игры и попоек" - вспоминал Н.И. Лорер [87]
18 октября новое укрепление было закончено и торжественно освящено при громе орудий отряда. Утром следующего дня отряд покинул укрепление, оставив в нем гарнизоном 6-ю мушкетёрскую роту Тенгинского пехотного полка с командою мастеровых для окончания строительства. К вечеру того же дня отряд был в Анапе. Кампания 1839 года была закончена. [88]
За эту кампанию Николай Николаевич Раевский был награждён в ноябре 1839 года орденом Святого Владимира 2-й степени Большого Креста. [89]
12 ноября ВЫСОЧАЙШИМ ПОВЕЛЕНИЕМ были присвоены имена укреплениям, построенными в 1839 году на восточном берегу Черного моря. Укреплению на реке Мескаге было присвоено имя форт Раевский. Этим же повелением были присвоены имена укреплению на реке Субаши - форт Головинский, а на реке Псезупе - форт Лазарев. [90]
После отдачи ВЫСОЧАЙШЕГО ПОВЕЛЕНИЯ военный министр граф А.С. Чернышёв направил письма генералам благодарственные письма. Сохранилось письмо адмиралу М.П. Лазареву:
" ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР, принимая в уважение отлично полезные содействия, оказанные Черноморским флотом к занятию прибрежных пунктов, на коих возведены укрепления, ВЫСОЧАЙШЕ повелеть соизволил одно из них назвать именем храброго и распорядительного начальника, под предводительством коего морские силы, явив постоянно примерное усердие, неутомимость на судах и в сражениях с горцами, благородное соревнование с сухопутными войсками, значительно облегчили исполнение предлежащих предприятий.
В следствии сей МОНАРШЕЙ ВОЛИ укрепление, устроенное на реке Псезуапе, названо фортом Лазаревым. [91]
Письмо аналогичного содержания получил и генерал-лейтенант Н.Н. Раевский. Но Николай Николаевич очень небрежно относился к своему личному архиву, к письмам. И это письмо было утрачено, как и многие другие письма, в том числе и написанные А.С. Пушкиным.
Форту было присвоено имя генерала Н.Н. Раевского. Но по составу участников его основания можно было бы по праву назвать фортом имени Литературных героев. Николай Николаевич Раевский, командующий отрядом - ближайший друг поэта, советчик, первый читатель и критик многих его произведений, написанные в 20-е годы. Лев Сергеевич Пушкин - адъютант Н.Н. Раевского, родной брат поэта. Он знал наизусть все его стихотворения и охотно их читал в походах. Подполковник Константин Карлович Данзас, командир 4-го батальона Тенгинского пехотного полка, лицеист, секундант А.С. Пушкина на последней дуэли. За нее он и был сослан на Кавказ. Николай Васильевич Майер, медик отряда, выведен М.Ю. Лермонтовым под именем доктора Вернера в повести "Герой нашего времени". Офицеры и солдаты Тенгинского и Навагинского пехотных полков, о которых много писал А.А. Бестужев-Марлинский в своих кавказских повестях, сам служивший в Тенгинском пехотном полку. Кстати, в этот полк в следующем, после основания форта, 1840 году был сослан поручик М.Ю. Лермонтов.
Для Николая Николаевича 1839 год был радостным ещё и тем, что него родился сын, названный, по традиции Николаем. [92]
Зимой Н.Н. Раевский опять ездил в столицу. Находясь там, в январе 1840 года генерал передал в Академию Наук 10 медалей, найденных при постройке укрепления Новороссийск. На одной из них, серебряной, была надпись "Apollo pea ad Danubian ". [93]
Тогда же Н.Н. Раевский представил на рассмотрение императору Николаю 1 проект "Положения о прибрежных казаках":
"? 1 ...Единственной целью сего поселения: содержание постоянного сообщения вдоль Восточного берега Черного моря.
? 2. Прибрежные казаки должны быть водворены у приморских крепостей Восточного берега Черного моря.
? 3 Прибрежные казаки будут служить на судах под руководством надежных морских офицеров и, сверх того, обязаны способствовать местной обороне того пространства, на котором водворены их семейства." [94]
Положение было тщательно проработано и содержало около шестидесяти параграфов, расписывавших жизнь будущих поселян.
В 1840 году на Черноморское побережье прибыло 160 семейств, пожелавши стать прибрежными казаками. Они должны были заниматься хлебопашеством на полях вокруг укрепления. Но длительное время это приходилось делать под охраной солдат, отбивавших нападения горцев. Внутри крепостных стен для переселенцев строились отдельные казармы. [95]
Кроме того, Николай Николаевич добивался увеличение ассигнований на строительство и ремонт укреплений Черноморской береговой линии, указывая на их недостатки. Но, министерские чиновники, верные идеи мелочной экономии, не понимали этого. Только в феврале 1840 года последовало ВЫСОЧАЙШЕЕ распоряжение на перестройку Геленджикского укрепления " с постройкою там нового форта, обнесением палисадом старого помещения и устройствам по фасам двух блокгаузов " и проведения работ " по исправлению форта Вельяминовского". Финансирование остальных работ было отложено "впредь до времени". [96]
Но времени на проведение этих работ уже не оставалось.
Л И Т Е Р А Т У Р А
1. "М.П. Лазарев Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 192
2. "Кавказский сборник" Тифлис 1896 г. т. 17 стр. 482
3. "М.П. Лазарев Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 194, 195
4. "М.П. Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 123
5. Карлгоф "Военно-статическое обозрение Восточного берега Черного моря" Тифлис 1847 г., стр. 12
6. "М.П. Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 378 - 379
7. "М.П. Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 382 - 384
8. "М.П. Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 636.
9. Военный энциклопедический словарь М. Воениздат 1984 г. стр. 22
10. "М.П. Лазарев Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 228 - 235
11. И. Дроздов "Эпизоды из Кавказской войны в Кубанской области" СПб 1872 г. стр. 8 - 9
12. "Кавказцы или подвиги и жизнь замечательных лиц, действовавших на Кавказе" под ред. гв. полковника Семена Новоселова N 5-6 за 1857 г.
13. Зиссерман "История 80-го пехотного Кабардинского генерал-фельдмаршала князя Барятинского полка" СПБ 1881 г. т. 2 стр. 53
14. "Письма А.А, Бестужева-Марлинского" в журнале "Русская старина" 1870 г. т. 88 кн. 7 стр. 72
15. "М.П. Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. XXYI.
16. "М.П. Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 273.
17. "Архив Раевских" СПб 1909 г. т. II стр. 360
18. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 л. 236, отпуск.
19. "Акты, собранные Кавказской археографической комиссией" Тифлис 1881 г. т. YIII стр. 870, журнал "Русский архив" книга XLIII 1884 г. стр. 377 и 567.
20. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 лл. 63, 64 подлинник.
21. ЦГА ВМФ ф.243 оп. 1 д. 3586 лл. 27, 36, 39 и 57 с оборотом, подлинник
22. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3754 л. 1 с оборотом, подлинник
23. " Русский биографический словарь " СПб 1904 г. т. 15, стр. 403.
24. ГАКК ф. 260 оп. 1 д. 13 л. 4, рукописная копия
25. "Воспоминания Г.И. Филипсона" в журнале "Русский Архив" т. 3 выпуск 6 за 1883 г. стр. 266 - 267
26. ГАКК ф. 260 оп. 1 д. 13 лл. 1 и 3 с оборотом, подлинник)
27. "Архив Раевских" СПб 1909 г. т. 2 стр. 395 - 396
28. "М.П. Лазарев. Документы " М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 401
29. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3982 л. 109, подлинник.
30. М. Ц-РЪ "На Кавказе в 30-х годах" в журнале "Русский Вестник" N 9 за 1883 г. стр. 125 - 137
31. "М.Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников" М. Изд. "Художественная литература" 1972 г. стр. 462
32. Н.И. Лорер "Записки моего времени" в сборнике "Мемуары декабристов" М. Изд. " Правда " 1988 г. стр. 464
33. "Декабристы. Материалы для характеристики" под редакцией приват-доцента П.М. Горбачева М. 1902 г. Издание М.М. Зензинова, стр. 44-45
34. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3982 л. 234, подлинник.
35. "М.П. Лазарев. Документы" М Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 415, 418 - 420
36. Н.И. Лорер "Записки моего времени" в сборнике "Мемуары декабристов" М. Изд. " Правда " 1988 г. стр. 471 - 472
37. Н.И. Лорер "Записки моего времени" в сборнике "Мемуары декабристов" М. Изд. " Правда " 1988 г. стр. 475 - 476
38. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3982 л. 202, подлинник.
39. Н.И. Лорер "Записки моего времени" в сборнике "Мемуары декабристов" М. Изд. "Правда" 1988 г. стр. 477 - 478
40. "Русская старина" N 3 за 1878 г. стр. 672; "Айвазовский. Документы и материалы" изд. "Айастан" Ереван 1967 г., на русском языке, 405 с., илл, стр. 19 - 31)
41. Н.И. Лорер "Записки моего времени" в сборнике "Мемуары декабристов" М. Изд. " Правда " 1988 г. стр. 478
42. " Лазарев. Документы " М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 432.
43. " Русская старина " N 3 за 1878 г. стр. 675
44. ГАКК ф. 260 оп. 1 д. 13 л. 5, черновик
45. "Воспоминания Г.И. Филипсона" в журнале "Русский архив" т 3, выпуск 6 за 1883 г. стр. 275 - 276
46. ГАКК ф. 260 оп. 1 д. 13 л. 5 оборотом, черновик
47. "Воспоминания Г.И. Филипсона" в журнале "Русский архив" т 3, выпуск 6 за 1883 г. стр. 276, 278
48. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3586, л. 33 оборот и л. 34, подлинник
49. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 л. 495 и 496 с оборотом, заверенная копия
50. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3934 л.л. 10 - 12 с оборотом, подлинник
51. "Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 442.
52. "Лазарев. Документы" М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 454.
53. " Лазарев. Документы " М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 445
54. "Воспоминания Г.И. Филипсона" в журнале "Русский архив" т 3, выпуск 6 за 1883 г. стр. 282
55. Архив Раевских т 2 СПБ 1909 г. стр. 505.
56. " Лазарев. Документы " М. Воениздат 1955 г. т. 2 стр. 458, 460.
57. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 л. 519-520 с оборотом, отпуск.
58. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 л. 523, подлинник.
59. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 л. 603 - 604, заверенная копия.
60. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3934 л.л. 10 - 12 с оборотом, подлинник
61. Архив Раевских т. 11 СПБ 1909 г. стр. 552.
62. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3929, л. 40, копия без подписи
63. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3752, л. 551, подлинник
64. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3929, л. 62, копия без подписи
65. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3752, лл. 601- 609 , подлинник
66. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3929, лл. 17 - 24, 46 подлинник
67. James Stanislaus Bell "Journal of a residence in Curcassia during The years 1837, 1838 and 1839" London Edvard Moxon Dover Street MDCCCXL vol. 1 pp. 120 - 121 ( на английском языке)
68. М.П. Лазарев Документы М 1955 г. т. 2 стр. 480
69. ЦГВИА, ф. ВУА, д. 6368, л.л. 7 и 8, подлинник
70. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3752 лл. 610 - 625, д. 3929 лл. 17 - 24, подлинник
71. Первое продолжение свода военных постановлений с 1 мая 1838 по 1 января 1840 года. СПБ 1841 г. ст. 11935 стр. 41
72. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3918, л. 53, подлинник
73. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3918 л. 55 подлинник
74. ЦГА ВМФ ф. 243, оп. 1, д. 3918, л. 54 с оборотом, заверенная копия.
75. Полный свод законов Российской Империи т. 14 1839 г. ст. 12208, "Кавказский сборник" Тифлис 1885 г. т.9 стр. 135
76. ГАКК ф.260, оп. 1, д. 288, лл. 9 - 10 с оборотом, подлинник
77. "Русская старина" N 3 за 1878 г. стр. 675, Баронесса Л.С. Врангель "Семья Раевских" Париж 1955 г. стр. 49
78. "Айвазовский. Документы и материалы" изд. "Айастан" Ереван 1967 г., на русском языке, 405 с., илл, стр. 19 - 31
79. "Русская старина" N 3 за 1878 г. стр. 674
80. ГАКК ф. 260, оп. 1, д. 62, л. 1, с оборотом подлинник
81. М.П. Лазарев Документы М 1955 г. т. 2 стр. 498
82. "Песни народов Северного Кавказа" изд. "Советский писатель" Ленинградское отделение 1976 г. стр. 53
83. А. Юров "Три года на Кавказе (1837 - 1839 г.)" в "Кавказском сборнике" т. 1Х Тифлис 1885 г. стр. 134
84. Н.Н. Лорер "Записки моего времени" в книге "Мемуары декабристов" М. изд. "Правда" 1988 г. стр.502 - 503, 506
85. Г.И. Филипсон "Воспоминания" в журнале "Русский Архив" т. 3 выпуск 6 1885 г. стр. 319
86. см. А.К. Еременко "Карьера основателя Новороссийска" изд. "Юпитер" Новороссийск 2002 г.
87. Н.Н. Лорер "Записки моего времени" в книге "Мемуары декабристов" М. изд. "Правда" 1988 г. стр. 506
88. А. Юров "Три года на Кавказе (1837 - 1839 г.)" в "Кавказском сборнике" т. IХ Тифлис 1885 г. стр. 135
89. "Архив Раевских" СПб 1910 г. т. III стр. 258
90. ЦГА ВМФ ф. 243 оп. 1 д. 3151 л. 7, копия
91. "Лазарев. Документы" в трех томах т. 2 М. Воениздат 1955 г. т.2 стр. 528 - 529.
92. Русский биографический словарь СПб т. 15 стр. 405
93. "Архив Раевских" СПб 1910 г. т. III стр. 292
94. ГАКК ф. 260, оп. 1, д. 1, л. 27, подлинник
95. ГАКК ф. 260,оп.1, д.1, л.107, подлинник, Ф.А. Щербина "История Кубанского казачьего войска" в двух томах т. 2 Репринтное издание изд. "Советская Кубань" 1992 г. 880 с., ил, стр. 217
96. "Архив Раевских" СПб 1910 г. т. III стр. 323
С.А. Санеев, секретарь
Новороссийского городского исторического общества
