Переход звезды Мариинского балета Светланы Захаровой в Большой театр стал сенсацией этого сезона. В воскресенье в Большом театре в балете "Жизель" Захарова выступит уже не как приглашенная звезда, а как постоянная ведущая солистка. Именно на Захарову Большой театр делает ставку, планируя ответственные гастроли в Opera de Paris в январе следующего года. С балериной встретилась корреспондент ГАЗЕТЫ Ольга Гердт.
- Вы решились поменять Петербург на Москву, Мариинский театр на Большой. Почему?
- Семь лет назад меня уже звали в Большой. Владимир Викторович Васильев пригласил меня на свою постановку "Лебединого озера". Но я первый год работала тогда в Мариинском театре, мне было семнадцать лет, и для девочки, которая только что пришла из училища, это был шаг очень трудный. Я понимала, какую серьезную ответственность на меня хотят возложить. Прежде чем идти в Большой - нужно было сформироваться. Мариинский - начало моей карьеры, моя колыбель. Все самое интересное до сегодняшнего дня происходило там. Не только постановки - я любила просто закрываться в зале и репетировать со своим педагогом, Ольгой Николаевной Моисеевой. Мне нравился сам процесс, когда можно все прочувствовать, найти какие-то нюансы. Это было очень счастливое время. Сейчас мне нужно новое состояние.
- Считается, что петербургская и московская школа очень разные, или это уже не имеет значения?
- Это все разговоры. Даже парижская школа - все то же самое. Есть маленькие отличия, особенности. В Петербурге много внимания уделяют верху, рукам. В Париже - работе стоп, ног, пируэты хорошие у них. В Большом театре смотрят на вращение, устойчивость, сильные ноги. Когда я танцевала в Парижской опере, они смотрели, как работают у меня руки, я подсматривала, как они работают - это всегда так: ты мне, я тебе.
- Говорят, французский хореограф Пьер Лакотт очень хотел вас видеть в телевизионной версии "Дочери фараона", которая будет сниматься в конце октября.
- Да, это так. Еще когда никто не знал, что я перевожусь в Большой театр, мне позвонил Пьер Лакотт и сказал: "Я веду переговоры с руководством Большого, я очень хочу, чтобы ты выучила мой спектакль и чтобы ты его станцевала". Я сказала: "Конечно, для меня это большая честь". Но когда он узнал, что я перехожу в Большой театр, сказал: "О!.. это очень хорошо. Тогда сразу начинай учить "Дочь фараона", и я хочу, чтобы ты участвовала в съемках".
- Вы познакомились в Париже?
- Да, когда я танцевала первый раз в Парижской опере "Баядерку". Его жена Гилен Тесмар работает в театре. Я была на ее уроках, они приглашали меня в гости. Потом Лакотт приезжал, когда я в Лондоне танцевала в Национальном театре "Лебединое озеро". Это было в Royal Albert Hall, и он приезжал специально на спектакль - сказал: "Я тут рядом, под Ла-Маншем". Потом мы общались, когда он ставил "Ундину" в Мариинском театре. Но, увы, этой премьеры не будет. Очень жаль. Мы работали каждый день, не выходя из зала по нескольку часов.
- В Opera de Paris очень хорошо вас приняли, а ведь они очень привередливы.
- Может, к моему стилю они не были привередливы (смеется). Приняли, и им было даже очень интересно. Конечно, у меня свой стиль, я танцую, как чувствую. Например, в "Баядерке" танец во втором акте со змеей я танцевала не тот, что ставил французам Нуриев, а тот, что я танцую в Мариинском театре. Репетиторам было интересно: они сидели, смотрели, приходили специально пораньше на репетиции. И на спектакле я этот интерес почувствовала. И труппа меня очень поддерживала: у меня была пробная репетиция на сцене - в костюмах, кордебалет весь пригнали, свет поставили - чтобы я все почувствовала, чтобы мне было комфортно. Аплодировали потом...
- Значит, вы никогда не осознавали себя "носительницей петербургского стиля"?
- Да нет. Сейчас такого нет. Никто ничего не осознает - просто все работают, и никто не говорит: "Я это делаю правильно, потому что я носитель традиции". Такого нет. Я всегда пыталась быть индивидуальной, делать что-то так, как никто до меня не делал, и мы с Ольгой Николаевной всегда к этому стремились. Если я что-то могу - почему нет? Хотя ругали меня...
- Говорили "так высоко ноги не задирай - в Петербурге это невозможно"?
- Ну да, да, что-то типа этого. Но в Большом театре поднимала ноги Надежда Павлова, в Лондоне - Сильви Гиллем, и в Мариинском театре поднимают ноги, только у меня это получается как-то... очень заметно, я не знаю, но я это не демонстрирую специально. Когда входишь в роль, то кажется, что нога... намного ниже. Ведь не видишь себя - зеркала-то на сцене нет. Сейчас я уже научилась контролировать себя. Это все приходит с опытом. Раньше эмоции захлестывали. Сейчас все другое, и волнение тоже. Все очень меняется. Балет такое искусство - только немножко остановишься и - по-окатишься вниз с невероятной скоростью!
- Вы так говорите, словно знаете, что это такое...
- Нет, я просто этого очень боюсь. Я знаю очень много случаев, когда гениальные люди достигают вершины, потом опускаются и на нерве просто перестают работать. Я не хочу, чтобы со мною такое случилось, поэтому заставляю себя, даже когда очень трудно. Очень трудно после большого успеха работать. У меня в Лондоне были гастроли с Мариинским театром, я танцевала каждый день и разные спектакли. Однажды танцевала три дня подряд, и на третий день было "Лебединое озеро". Очень трудно восстанавливать силы после спектакля. Я никогда не позволяю себе думать: ну вот, у меня был успех, теперь у меня все получится. Ничего подобного. Ничего не получится, если завтра не придешь, послезавтра пропустишь...
- Сильви Гиллем, повлиявшая, наверное, на всех современных балерин, недавно танцевала в Петербурге. Как вы к ней относитесь?
- Я очень люблю эту балерину. Мне кажется, она потрясающе двигается, у нее потрясающие данные. Она держит себя в очень хорошей форме. Она молодая женщина, но уже сформировавшаяся балерина, и многие в ее возрасте уже говорят себе "стоп, хватит". Но в современном репертуаре, я думаю, она лучшая.
- Она идеал для вас?
- Нет, я не хочу быть ни на кого похожей. Мне просто нравится, как умно она работает. Она ничего лишнего не делает. В каждой балерине меня восхищает что-то хорошее. Но отдельных кумиров нет. У меня это еще со школы, когда я училась в Киеве. Я никогда не могла понять, кто идеален и кто же мне нравится? Может, поэтому я к себе очень строго, придирчиво отношусь. Я все время пытаюсь из себя вылепить что-то лучшее.
- У балетных есть своя мода - в чем прилично танцевать, в чем нет?
- Я не люблю шаблон, мне нравится, чтобы мой костюм отличался от остальных. В Мариинском уже привыкли, что я что-то меняю. Ведь костюмы шьются по одному образцу для всех. Но я могу попросить, чтобы мне изменили рисунок, цвет. Наверное, это неправильно с моей стороны, но в каких-то костюмах я в корне меняла цвет. Например, фиолетовый на белый. Ругали в итоге не меня, а людей, которые соглашались сшить мне другой костюм. Но я доказывала, что прежде всего важно мое исполнение и как я себя чувствую. Тот же фиолетовый - его можно сделать ярким или серым. Я сделаю ярким, потому что в сером я пропаду. Не знаю, как это будет происходить в Большом театре, но, думаю, линии своей я буду держаться.
- Я видела календарь, представляющий всех питерских звезд - Ульяна Лопаткина в стиле модерн, у Дианы Вишневой имидж роковой женщины, а вы, кажется, снимались в костюме из спектакля?
- Я очень хорошо помню процесс этих съемок: фотограф попросил взять какой-то любимый костюм, а мне дал серебряный платок, которым обмотал меня, но потом мы решили, что в образе Жизели я буду выглядеть лучше всего.
- На сцене вы предпочитаете выглядеть "поярче", а в жизни?
- В жизни мне абсолютно не хочется выделяться. После спектакля я чувствую себя настолько уставшей, опустошенной внутренне, что выходить и опять улыбаться, создавать имидж какой-то - как-то не хочется. Иногда хочется выйти через другой подъезд, чтобы никто там не сторожил. Я люблю, чтобы в жизни на меня обращали поменьше внимания. На сцене - пожалуйста, приходите, смотрите. Что касается одежды - все зависит от ситуации. От того, где ты находишься. Я не буду ходить каждый день в вечернем платье и ярких украшениях, потому что я себя тогда плохо буду чувствовать. Основное в моем гардеробе - штаны, кофты, потому что весь день в театре. Так удобнее двигаться, сидеть - балетные же сидят не как все люди, а любят ноги куда-нибудь закинуть, чтобы отдохнули...
- Вообще-то люди думают, что балерина - это такое существо, которое ничего не ест, сидит всегда с прямой спиной и ходит в вечернем платье с утра до вечера. С блестками.
- Нет, балерина только вечером ничего не ест. Специальных диет с нашим графиком вообще сложно придерживаться - это же надо вовремя кушать. Но чаще есть вообще не успеваешь. Лучшая диета - это работа. Когда работаешь, то ничего не ешь. И не хочется. Ну, конечно, когда сидишь и ничего не делаешь, как в отпуске, например, только и думаешь, чего бы вкусненького съесть. В отпуске я поправляюсь. Отдыхать люблю в горах. Море не люблю, потому что не люблю загорать. Плавать не очень люблю. Люблю больше лес, траву, деревья. Чтобы свежесть была, кислород, хороший воздух. Последние годы отдыхаю в горах.
- Когда человек добивается какого-то статуса, он становится его заложником: отдыхать надо там-то, вещи покупать у определенного модельера, квартиру иметь - только в центре. Как у вас с этим?
- Это, мне кажется, только начинающие так рассуждают. Я когда начинала - мне было стыдно зайти в магазин, где было написано "скидка". Сейчас я понимаю, что мне интереснее зайти и купить хорошую вещь со скидкой. В этом есть азарт. Это интересно. Почему я должна переплачивать деньги, которые я сама же зарабатываю? Многие думают, что знаменитые люди только за миллионы все покупают - ничего подобного. Они могут спокойно носить какие-нибудь драные джинсы, хотя, конечно, эти джинсы могут тысячу долларов стоить и быть от знаменитого кутюрье. Но они все также ждут сезона скидок, или когда бесплатно кто-то что-то даст. В этом есть прелесть своя. И я никогда не покупаю вещи у одного какого-то дизайнера. Я могу зайти в магазин любой - единственное условие для меня, чтобы эта вещь не повторялась. Если я увижу на ком-то что-то похожее - ну бывает, выпускает один модельер в двух экземплярах разные размеры, - нет, уже никогда не надену. Меня начинает трясти. Не могу.
- Мне кажется, у вас такой кроткий взгляд и при этом такая сталь внутри...
- Внутри - да.
- Думаю, что когда-нибудь вы, как Сильви Гиллем, сбежите из академического театра к какому-нибудь современному хореографу и смените ярко-фиолетовую балетную пачку на рваные джинсы. Вас интересует современный репертуар?
- Я мечтаю, чтобы какой-нибудь балетмейстер сделал что-нибудь на меня такое ультра-ультра-современное, вообще не касающееся классики, - я об этом говорю во всех интервью. Чтобы это обязательно было связано с игрой света - чтобы что-то все время включалось, выключалось, была сумасшедшая музыка, и все смотрелось на одном дыхании. Но я не балетмейстер, я не могу себе это поставить.
Я мечтаю с Форсайтом поработать. В Мариинке мы познакомились, общались, и он даже должен был что-то ставить и на меня. Несколько человек из Мариинки приезжали в его компанию, делали класс, и потом он пришел посмотреть, как мы занимаемся, показывал какие-то движения, просил повторить. Когда он приехал на фестиваль в Мариинский, где я танцевала "Бриллианты" Баланчина, я с ним немножко пообщалась - он замечательный человек. Некоторые вещи его мне очень нравятся.
- Вы могли бы работать в другой стране?
- Я получаю много предложений и работаю с самыми известными театрами в мире. Контракты расписаны на ближайшие два года. Мне нравится приехать, станцевать и уехать. А вот жить в какой-то другой стране - нет. Я как представлю, что надо говорить и даже думать на другом языке... Я хочу танцевать и жить в России.
Газета, 3 октября 2003 года
