Вред, причиненный армии Сухомлиновым[1], не поддается исчислению. Все, к чему он прикасался, заражалось бессилием[2]
С. Андоленко, генерал императорской армии России
Проблема сохранения стратегической стабильности[3] (далее СС) исключительно обманчива и опасна, так как под ней в США и России понимаются прямо противоположные понятия и (соответствующая политика), которые противоречат друг другу. При этом, создается обманчиво впечатление о неком политико-стратегическом диалоге, за которым на самом деле ничего не стоит, кроме политической декларации, сознательно искажающей действительность. Именно такое впечатление произвела встреча Дж. Байдена и В.В. Путина в Женеве в 2020 году на фоне стремительно нарастающей эскалации военно-силовой политики США и их союзников[4].
Это означает, что политика сохранения стратегической стабильности в том понимании, которое существовало в СССР и некоторое время в современной России – не просто ошибочна, она авантюристична, бессмысленная потому, что изначально ориентирована на неравенство как в состоянии ВС и вооружений, так и в готовность использовать военную силу в политических целях.
Наиболее точное определение: Стратегическая стабильность (СС) [5], как состояние уверенного социально-экономического развития общества и государственных институтов в условиях военной безопасности, т.е. невозможности применения или угрозы применения военной силы[6]. Очевидно, что в этом случае СС прямо связана с возможностями государства эффективно противостоять всем военно-силовым средствам агрессора, а не только нападению с помощью стратегического ЯО. Собственно война западной коалиции против России на Украине это война, когда ядерное сдерживание обеспечивает Западу возможность самого широкого военно-силового давления на Россию. И главная проблема заключалась в том, что Россия вынуждена «играть по этим правилам»,«красные линии» не просто существуют, но они неохотно и не сразу нарушаются Россией в то время, когда для США есть одна такая «красная линия» – неприменение СНВ[7].
В дальнейшем этот термин прочно вошел в понятийный аппарат политологов и используется в российско-американских документах, официальных документах Российской Федерации. Как признает профессор Н. Ефимов, «Осмысление самого феномена стратегической стабильности в научной среде началось в 1970-х годах в нашей стране и за рубежом. Развитие теории стратегической стабильности является одним из приоритетов в исследовательской деятельности академика А.А. Кокошина. В его понимании стратегическая стабильность – «комплексная, многомерная и много дисциплинарная проблема, требующая постоянного внимания высшего государственного руководства, военного командования, отечественного экспертного сообщества, занимающегося проблемами национальной безопасности, ученых различных областей научного знания» [8].
Вокруг этой проблемы была создана целая теория[9], которой с удовольствием занимались творческие коллективы, стоявшие у истоков политики «нового мышления», получались гранты, премии и звания, которые в итоге, т.е. через 30 лет, обернулись сомнительным с практической точки зрения совместным заявлением двух лидеров США и РФ, за которым последовало усиление военно-силовой политики США по отношению к России, т.е. полной, абсолютной дискредитацией идеи стратегической стабильности.
Простой пример (если говорить о военных средствах) – специальная военная операция (СВО) России на Украине (с точки зрения эффективности применения не ядерных ВС и ВВСТ) оказалась не просто слабо подготовленной, но и во многом провальной. В том числе и по причине неправильной военной политики последних десятилетий. Иными словами, СС РФ на неядерном уровне не сработало. Причины – самые разные, но, прежде всего, в организации, планировании и подготовке личного состава и командования. Но самая главная – преувеличенное значение ядерного сдерживания и абсолютизация вероятности локальных конфликтов в современной ВПО. Вот как её характеризуют, например, американские эксперты: «Российское вторжение в Украину было глубоко ошибочной военной операцией, от предположений Москвы о легкой победе до отсутствия подготовки, плохого планирования и использования сил. Меньше внимания уделялось структуре российских вооруженных сил и проблемам личного состава как важнейшему элементу, в настоящее время определяющему исход этой войны. Планы редко выдерживают первый контакт с противником, и вооруженные силы неизменно должны адаптироваться, но выбор стратегической структуры сил может оказаться решающим (подч. – А.П.). Структура вооруженных сил многое говорит о вооруженных силах и их предположениях о том, какие войны они планируют вести и как они планируют их вести» [10].
Надо сказать, что у всех армий мира после крупных военных конфликтов ХХ века было мало опыта ведения крупномасштабных войн, а не только у российской. Все они носили, как справедливо отмечают эксперты ЦАСТ, «крайне специфический характер в отношении боевого применения ВВС, развиваясь, по сути, как противоповстанческие… не имевших ни авиации, ни ПВО» [11].
«Новый облик» ВС РФ стал насмешливой оценкой реформ. Прежде всего, из-за непонимания сути СС в современных условиях, которая заключается в сохранении за ВС страны возможности ведения полномасштабной войны на разных ТВД без применения ЯО. Те области, которые находились под контролем президента, – развитие ВВСТ, ОПК (в том числе в результате широких совещаний в Сочи и в других городах, что явилось, безусловно, важной частью военной политики) – оказались в относительно благополучном положении, хотя и в них, прежде всего, с сокращением НИОКР, неупорядочным финансированием и пр. накапливались проблемы. Их решение заняло первые месяцы после начала СВО и привело к росту производства ВВСТ в разы – от 2,5 до 10 раз, а, главное, надежде, что ОПК РФ выдержит соперничество с мощной экономикой западной военной коалиции.
Американские эксперты оценивают их вполне объективно: «Некоторые из наиболее значительных проблем, с которыми сталкиваются российские вооруженные силы, являются результатом сознательного выбора и компромиссов. Эти решения помогают объяснить многие наблюдаемые трудности, с которыми российские вооруженные силы столкнулись в ходе общевойсковых операций, боевых действий в городских условиях и попыток удержать местность. В ходе этой войны выявились все масштабы кадровой слабости России. В нынешнем виде российской армии не хватает живой силы, особенно пехоты. Российские военные также пошли на компромисс, создав силы частичной мобилизации. Следовательно, российская армия была оптимизирована для короткой и острой войны, но при этом не имела возможности выдержать крупный конфликт с применением обычных вооружений в условиях «мирного времени» [12].
Необходимо признать, что воспринимая узкое толкование СС как ядерного сдерживания[13], Россия вынуждена принимать эти условия игры, которые заранее не выгодны и по большому счету не приемлемы. Во многом это стало наследием политики М.С. Горбачева и Б.Н. Ельцина, которые приняли эти правила, фактически действовавшие с конца 1980-х годов. Надо сказать, что ученые и журналисты в СССР и России в ходе развернувшейся «перестройки» во многом способствовали этому. Целый ряд из них на протяжении десятилетий – от В. Лукина, А. Арбатова и других до современных либеральных политологов – сделали на этой теме карьеру.
Во многом именно из-за них развернутое и широкое определение СС имеет мало общего с современной привычной трактовкой «стратегической стабильности» как отсутствия возможности для безнаказанного применения ядерного оружия, а, тем более, невозможностью применения стратегических наступательных вооружений (СНВ), так или иначе связанных с переговорами по СНВ США и РФ.
На практике, в дипломатии «высшего уровня», однако, именно трактовка СС в контексте контроля над СНВ стала реальной повесткой дня для советско-американских и американо-российских переговоров. Это хорошо видно из совместного заявления Дж. Байдена и В. Путина 16 июня 2021 года в Женеве[14]: «Мы, Президент Российской Федерации В.В. Путин и Президент Соединенных Штатов Америки Дж. Р. Байден, отмечаем: Россия и США демонстрировали, что даже в периоды напряженности они способны добиться прогресса в реализации совместных целей по обеспечению предсказуемости в стратегической сфере, снижению рисков вооруженных конфликтов и угрозы ядерной войны».
В этом же заявлении говорилось о том, что продление Договора о СНВ являлось свидетельством нашей приверженности контролю над ядерными вооружениями. Сегодня мы подтверждаем приверженность принципу, согласно которому в ядерной войне не может быть победителей и она никогда не должна быть развязана.
В заявлении также говорилось, что «для достижения этих целей Россия и США в ближайшее время запустят комплексный двусторонний диалог по стратегической стабильности, который будет предметным и энергичным. Посредством такого диалога мы стремимся заложить основу будущего контроля над вооружениями и мер по снижению рисков» [15].
Как известно, после этого заявления Россия заморозила свое участие в СНВ и вышла из ДОВСЕ, а разговоры о стратегической стабильности остались (как и должны были) разговорами, т.е. после 2021 года ситуация стала резко ухудшаться. Это говорит о реальной политике США, которые делают все для того, чтобы дестабилизировать Россию, но которые готовы дискутировать о СС. На самом деле реальная политика – именно эскалация военного противоборства, т.е. политическая, экономическая, военная дестабилизация нашей страны. В этих условиях смысл СС абсолютно извращен, а те, кто продолжают развивать эту идею, заведомо работают на американскую политику. Точнее – продолжают работать.
Генезис развития представлений о СС лучше понимается в контексте развития военно-силового сценария МО-ВПО после 2008 года, которое происходило стремительно и переросло в открытый переход в военный вариант этого же сценария в 2014 году. Именно с этого времени, в том числе в условиях сохранения СС, США стали откровенно готовить Украину к военному противоборству, а западную коалицию – к открытому военному участию в таком противоборстве. В этих внешних условиях принципиальна была реакция России, быстрый и точный выбор ею адекватной национальной стратегии и реакция в военно-технической области. Что было сделано наполовину: период 2014–2022 годов был периодом реальной (но не слишком активной) подготовки ВС и ОПК к военному конфликту. «Активность» была снижена из-за преувеличенного значения придававшегося СНВ и недооценки реального значения СС как состояния защищенности от любого военного нападения.
Правящая элита России в 2014–2022 годах, между тем, пыталась сохранить отношения с Западом на минимальном, до кризисного, уровне, не переходя в политике, экономике и военной области достаточно аморфных границ политико-экономического противостояния. Очевидно, что она жила в других реалиях (в том числе иллюзиях СС в ядерной области), а её оценки были традиционно медленно эволюционными как в политике, так и нормативных документах, которые, естественно, фиксировали нарастающее противостояние, но не выходили за рамки обычных оценок.
Ни финансисты, ни экономисты, ни промышленники[16], ни военные не переходили в своих оценках от состояния «тревожности» к состоянию готовности к открытому военному противоборству. Их политика по сути дела сводилась к медленным и пассивным уступкам вплоть до осени 2022 года. Это изменение произошло, однако, сразу же после начала СВО, но, скорее, из-за неожиданных и резких санкций Запада (которые были заранее подготовлены и фактически начали реализовываться в предыдущие годы), чем в соответствии с собственным планом.
Таким образом, реальная политика «стратегического сдерживания» США и их союзников начала активизироваться в широком военно-политическом и финансово-экономическом спектре после 2008 года и демонстративно – после 2014 года, – тогда как в России продолжали её оценивать как продолжение просто силового сценария. Это отразилось, например, в основных документах стратегического планирования – новой редакции СНБ от июля 2021 года, которая (не смотря на безусловные плюсы) отражала мировые реалии, сложившиеся преимущественно до 2014 года. Так, в оценке МО-ВПО доминировали определения: «период трансформации», «обострение внутриполитических проблем», «попытки поиска врагов» и др. [17], которые в целом соответствовали общим реалиям МО-ВПО, но не отражали их конкретных нарастающих военных особенностей.
Примечательно, что в принятой в условиях СВО (в апреле 2023 года) Концепции внешней политики России (Ст.13) также по-прежнему очень осторожно оценивается военная политика Запада, в частности, даже в ходе СВО, – не как стремление открытого уничтожения России как государства (о чем неоднократно публично говорилось ведущими политиками на Западе), а «как предлог для обострения антироссийской политики и развязали гибридную войну нового типа» [18].
Подобное очевидные расхождение существовало в политических оценках между желаемым состоянием МО-ВПО и реальным пониманием значительной частью правящей элитой России. Оно неизбежно вело к неправильным политическим, военным и военно-техническим последствиям и не эффективным решениям.
В том числе в военной политике и военном строительстве, которые обнаружились сразу же после начала СВО. По беспристрастной оценке американских экспертов, эти последствия выглядели следующим образом: «Представьте «спецоперацию» Путина, которая означала начало крупной войны в Европе против второй по величине страны континента силами, действующими на уровне мирного времени (в реальности в боеготовых частях было менее 100 000 человек, а на передовой и того меньше – А.П.). Путин предполагал, что Украина быстро сдастся, а операцию по смене режима можно будет провести без планирования и организации большой войны. Возникший в результате разгром, который предстоит изучать в течение десятилетий, исходит из пересечения ужасных политических предположений России с предположениями вооруженных сил относительно сил, которые должны быть выделены для войны такого масштаба (как задумано в замысле)» [19].
Иными словами, политические и военные оценки возможностей России и Украины, а, тем более, западной коалиции, правящей элитой страны накануне СВО были глубоко ошибочны. И это в полной мере отразилось на ходе операции в 2022–2023 годах. Публично, однако, это обстоятельство почти не было замечено, кроме некоторых выступлений экспертов и заявлений Е.В. Пригожина.
Между тем, такое расхождение в оценках СС не только существовало, но и публично признавалось[20]. Оно отчетливо проявилось в многочисленных трактовках СС, например, данных заместителем министра иностранных дел С. Рябковым и Государственным департаментом США в процессе обсуждения возможности переговоров на эту тему.
Разница в сохраняющихся и сегодня подходах к определению СС принципиальная. Она отчетливо проявилась в ходе СВО на Украине, когда, с одной стороны, США последовательно подчеркивали важность сохранения СС в ядерной, стратегической области, одновременно игнорируя такую необходимость сохранения стратегической стабильности в ходе военного конфликта на Украине. Тем самым, они обеспечивали сохранение «границы эскалации военных действий» на нужном для себя уровне как по видам вооружений (не ядерных, преимущественно, не СНВ), так и по территории их применения (Европы).
Если возвращаться к переговорам о СС с Западом в условиях продолжения СВО на Украине, то с нашей точки зрения (даже с собственно узкой военной точки зрения), «стратегическая стабильность» означает невозможность безнаказанного и успешного применения военной силы. Причем не только как ОМУ или даже только ЯО, но и военной силы вообще.
Нужно наконец-то отойти от «академической» позиции восприятия СС и признать, что наговорили и намутили в этой области немало. Прежде всего, даже не американцы, а наши отечественные (советско-российские) либералы, для которых переговоры о СС всегда были «вкусной» темой бесконечных разговоров ни о чем, в ходе которых можно было, однако, легко найти придуманные компромиссы.
________________________________________
[1] Сухомлинов В.А. военный министр России с 1909 по 1915 гг. В обстановке затянувшейся войны, когда к весне 1915 обнаружился большой недостаток снарядов и другого военного снаряжения, Сухомлинова стали считать главным виновником плохого снабжения русской армии. 12 июня 1915 года под давлением общественного мнения Сухомлинов был уволен царём от должности военного министра, а позже отдан под суд.
[2] Андоленко С. История русской армии. Славные военные традиции российских и советских полководцев. – М.: Центрполиграфпром, 2022, – с. 314.
[3] Стратегическая стабильность (СС) – зд.: самое общее определение этого понятия для все видов.
[4] Biden J.R. Interim National Security Guidance. – Wash., March 2021. – р. 21.
[5] Существует несколько определений, которые различаются в итоге политически, в зависимости от внешнеполитических целей государств:
Стратегическая стабильность (широкое понимание) – такое состояние межгосударственных отношений, при котором сложившееся соотношение военно-политических сил в мире не позволяет ни одному государству (коалиции государств) добиться превосходства над другим государством (коалицией государств) силовыми методами.
Стратегическая стабильность (узкое понимание) – состояние отношений в области стратегических ядерных вооружений, которое «устраняет стимулы одной стороны для ядерного удара первой».
Стратегическая стабильность (более частное и узкое понимание) – определенное состояние взаимодействия России и США в стратегической ядерной сфере с учетом фактора стратегической ПРО и стратегического неядерного оружия, а также нестратегического (тактического) ядерного оружия (НСЯО). Понятие «стратегическая стабильность» применимо и к взаимодействию сторон в силах и средствах общего назначения (обычных вооружений).
[6] Подберёзкин А.И. Стратегическая стабильность и военная безопасность России. .Сайт ЦВПИ, 25.05.2023 / http://eurasian-defence.ru/?q=eksklyuziv/strategicheskaya-stabilnost
[7] Я уверен, что применения ТЯО на европейском континенте вполне допускается США, особенно если речь идет только о ТВД на Украине.
[8] См. подробнее: Ефимов Н. Стратегическая стабильность в мировой политике: формулы академика А. А. Кокошина. Международная жизнь, 2014, № 5.
[9] См. подробнее вариант статьи: Подберёзкин А.И. Стратегическая стабильность и военная безопасность России. Сайт ЦВПИ, 25.05.2023 / http://eurasian-defence.ru/?q=eksklyuziv/strategicheskaya-stabilnost
[10] Хофман М., Ли Р. Создан не по назначению: злополучная конструкция российских вооруженных сил // Национальная безопасность для инсайдеров. 2 июня 2022 г. / https://warontherocks.com/2022/06/not-built-for-purpose-the-russian-militarys-ill-fated-force-design/
[11] Чужие войны: новая парадигма / С.М. Аминов, М.С. Барабанов, С. А. Денисенцев, А.В. Лавров, Ю.Ю. Лямин; под ред. М. С. Барабанова. – М.: Центр анализа стратегий и технологий, 2022, – с. 7.
[12] Хофман М., Ли Р. Создан не по назначению: злополучная конструкция российских вооруженных сил // Национальная безопасность для инсайдеров. 2 июня 2022 г. / https://warontherocks.com/2022/06/not-built-for-purpose-the-russian-militarys-ill-fated-force-design/
[13] Надо признать, что в среде военных (и не только из числа РВСН) к началу СВО на Украине утвердилось понимание СС в узком, «ядерном» смысле.
[14] Совместное заявление Дж. Байдена и В. Путина по стратегической стабильности. ТАСС, 16.06.2021 / https://tass.ru/politika/11669709
[15] Совместное заявление Дж. Байдена и В. Путина по стратегической стабильности. ТАСС, 16.06.2021 / https://tass.ru/politika/11669709
[16] Провал к 2022 году пресловутой политики «импортозамещения», которая за 5 лет смогла обеспечить менее 50% потребностей высокотехнологической продукции, пример такого отношения.
[17] Путин В.В. Указ № 400 от 2 июля 2021 г. «О Стратегии национальной безопасности». Ст. 6–8 / https://cdnimg.rg.ru/pril/article/212/57/79/0001202107030001.pdf
[18] Путин В.В. Указ президента Российской Федерации «Об утверждении Концепции внешней политики Российской Федерации» № 229 от 31 марта 2023 г. / http://www.kremlin.ru/acts/news/70811
[19] Хофман М., Ли Р. Создан не по назначению: злополучная конструкция российских вооруженных сил // Национальная безопасность для инсайдеров. 2 июня 2022 г. / https://warontherocks.com/2022/06/not-built-for-purpose-the-russian-militarys-ill-fated-force-design/
[20] Некоторые авторы, в т.ч. и я, публично (в Совете Федерации, Государственной Думе ФС, ВАГШ) выступали и неоднократно писали на эту тему.
