- АКБ "ДИБ" поставил для себя цель стать инвестиционным банком. Какова сейчас доля инвестиционного бизнеса в общем объеме операций банка? Какая часть доходов формируется за счет инвестиционной деятельности?
- Около 80% наших доходов - непроцентные, из них значительную часть составляют доходы, которые мы получаем как инвестиционный банк: комиссия за организацию сделок, за финансовое консультирование, за оценку компаний, доходы, связанные с деятельностью по управлению собственными рисками, собственным счетом.
Можно сказать, что по итогам 9 месяцев 2001 года 70% доходов обеспечены нашей инвестиционной активностью. Такое распределение будет актуально для нас в ближайшие два года. Сейчас с точки зрения поведенческой модели банка мы приблизились к модели переходного периода, когда банк, не отказываясь полностью от коммерческой банковской деятельности (мы сохраняем определенные виды деятельности, например, предоставление кредитов, депозитарные услуги, расчетные услуги для некоторых компаний), при этом концентрирует деятельность на тех компаниях, тех эмитентах, которые являются нашими клиентами по основному инвестиционному бизнесу.
- К какому банку Вы в результате придете?
- Банк - это финансовый посредник, профессиональный организатор трансферта риска от эмитента к инвестору. Банк не должен являться институционально средоточием этого риска, банк - это сервис. Мы хотим сами этому научиться и научить этому инвесторов и эмитентов - относиться к нам исключительно как к организатору.
Мы профессионально можем помочь инвестору, у которого есть к этому интерес, приобрести какой-то актив, вложить деньги с риском и получить на них какой-то интерес, а с другой стороны, эмитенту, у которого есть потребность получить финансирование и извлечь из этого какой-то интерес, друг друга встретить. И создать такую систему взаимоотношений, которая будет не подвержена всем иным видам рисков (юридическим, транзакционным, каким угодно кроме основного - эмитент взял деньги, он их может отдать или не отдать). Но ни инвестор, ни эмитент не должны задумываться об этой всей инфраструктуре. Это - задача банка, так делается во всем мире.
-Насколько велика сейчас конкуренция среди банков в сфере оказания инвестиционных услуг?
-Целый ряд российских финансовых институтов анонсировал свое стремление функционировать как инвестиционный банк. Наиболее громко это сделали "Тройка-Диалог", "Ренессанс-капитал", ИБГ Никойл, Альфа-банк. Нельзя сбрасывать со счетов международные финансовые дома, которые в силу невысокого аппетита к российскому риску пока здесь не присутствуют, но, к сожалению для нас (это вопрос не очень большого срока), и они скоро здесь появятся, и конкуренция усилится.
Мы все идем к этой цели чуть-чуть разными путями, потому что у нас разные базовые условия. "Тройка", "Ренессанс" пытаются на базе брокерского дома сделать инвестиционный банк. Мы идем от небольшого размера универсального банка к инвестиционному. Альфа-банк не пытается делать это, он просто продолжает реализовывать свою идеологию универсализма - просто сейчас он хочет доразвить свой инвестиционный бизнес до того уровня, на котором существует его ритэйловый бизнес. У всех при этом есть объективные и субъективные преимущества и недостатки.
-Какие изменения необходимо внести в регулирование банковской деятельности для того, чтобы в стране развивался инвестиционный бизнес?
-Проблемы с регулированием в большей степени связаны не с той системой нормативов, которая установлена ЦБ. Она, конечно же, устаревшая, но не является специфически плохой для инвестиционных банков, с ней можно жить.
У нас есть проблемы, которые существенно тормозят наше развитие и заставляют искать обходные пути. Это проблема финансового законодательства, которое уже неадекватно уровню развития нашей финансовой отрасли. Тот набор инструментов, набор продуктов, который сейчас востребован рынком, к сожалению, мы не можем нормально реализовать в рамках российского права. Мы вынуждены создавать какие-либо сложные структурные продукты (а чем сложнее продукт, тем его сложнее продать), вынуждены пытаться все время искать варианты деятельности в рамках других юрисдикций с русскими клиентами. Потому что континентальное право и английское право имеют большую историю, чем современное российское право, хотя оно тоже стандартно базируется на стандартных же основах.
- Не могли бы Вы привести примеры такой неадекватности российского финансового права?
-В российском праве нет понятия "нота" (ценная бумага, которая может терять часть стоимости принципала, производная). Под ценной бумагой в российском праве понимается облигация или вексель, или депозитный сертификат, и ничего больше. Российское право не может понять, как ценная бумага может терять часть своей стоимости.
Или - договор доверительного управления с физическим лицом. Он, в силу примата гражданского права над договорным, в России идентичен договору банковского счета. Обычно, когда банк покупает актив по заказу клиента, он учитывается на счете доверительного управления, но риск остается на клиенте. В российском праве, если актив уменьшил свою рыночную стоимость, то физическое лицо может потребовать назад все вложенные им деньги. Физлицо может в любой момент потребовать расторжения договора. Несмотря на то, что для юридических лиц нет такого примата, все равно есть вероятность того, что у него сменится гендиректор, а новый явится в суд и скажет - подумайте, как мы могли отдать кому-то деньги подразумевая возможность их потерять?! И суды наши очень часто следует этой логике.
В западном праве есть четкое разделение между прямым обязательством финансового института и управлением активов, где риск принимает на себя инвестор, а финансовый институт - только посредник.
Все, что связано с производными инструментами, особенно в части налогообложения: у нас премия по опционам расценивается налоговыми службами как финансовый результат. Уплаченная премия - это убытки, полученная премия - это прибыль. Нонсенс!
И таких вещей чрезвычайно много. Мы в силу этого вынуждены были развивать нашу инфраструктуру и создавать зарубежную сеть, отчасти для того чтобы мы имели возможность с русскими клиентами действовать настолько же профессионально и в рамках такой же системы взаимоотношений доверителей как какой-нибудь Morgan Stanley.
Наша задача - построить здесь бизнес, который будет абсолютно конкурентен с ведущими западными финансовыми институтами, но здесь, в России. И для русских клиентов, и для западных, которые хотят здесь в России что-то делать. В этом смысле мы должны иметь такие же возможности, как все они. Действуя в рамках русского права, мы ограничены. Сейчас те западные инвесторы, которые интересуются Россией - в основном крупные компании, никогда не будут вести свой бизнес в рамках системы взаимоотношений, которая для них непонятна. Они потратят больше времени и денег, но совершат сделку с помощью Morgan Stanley, если это будет четко и понятно для двух сторон.
- Но ведь нигде в мире регуляторы не могут быть абсолютно комфортными...
- Верно, и те правила, которые существуют для участников рынка, всегда являются ограничителями. Но в других юрисдикциях - в Европе, в США, они все-таки, из-за того, что вырабатывались в течение достаточно длительного времени, и в их разработке принимало участие все сообщество, более адекватные. У нас другая ситуация. Есть западный опыт (Базельский Комитет) и есть истина в последней инстанции - ЦБ и его эксперты, которые говорят - это для нас подходит, а это не подходит. Поэтому у нас все пожестче. Но это не страшно, потому что, как в любой развивающейся экономике, у нас больше возможностей для бизнеса. Есть попытка более жестко его регулировать, несколько неадекватно тому, как этот бизнес сейчас развивается. В развитой экономике важнее иметь большую гибкость.
-Насколько выгоднее вести инвестиционный бизнес по сравнению с бизнесом универсального банка?
-Я убежден, что возможности зарабатывать деньги для инвестиционного банка, для организатора сделок, для финансового консультанта по корпоративному управлению, по реструктуризации значительно выше, чем для финансового института, который предоставляет стандартные услуги - расчеты, пластиковые карты, кредиты, депозиты.
-Существует ли в России платежеспособный спрос на такие услуги?
-Безусловно. Сейчас очень интересный момент для той деятельности, которой мы занимаемся, той, что мы называем финансовым консультированием слияний и поглощений, частные инвестиции, реструктуризация компаний.
Сейчас - одно из лучших времен, которые были в новейшей истории России, потому что была вначале 90-х прошла волна, условно говоря, поглощений, когда все всё покупали, потому что у всех было очень много денег. В той экономической ситуации люди сделали правильный выбор в пользу инвестиций в промышленную собственность. Так появились собственники, которых называют олигархами, которые на себе сконцентрировали огромное количество промышленных предприятий абсолютно из разных отраслей, просто потому, что у них была возможность это купить, и с точки зрения наличия средств, и потому, что это продавалось.
В течение последних полутора лет стали создаваться специализированные конгломераты, группы. Они отказываются от тех бизнесов, которые не являются для них основными, непрофильными, и, наоборот, пытаются расширять свои бизнесы, которые связаны с их основной деятельностью.
Это является основой для будущих слияний и поглощений. И в силу неожиданного и продолжительного роста цен на экспортные товарные группы вновь у этих собственников очень много денег. Их уже невозможно разместить в депозиты или даже просто расширить свое производство, их уже значительно больше. А дивиденды мы еще пока не привыкли платить, к сожалению.
Это оправданные действия (приобретение или создание нового бизнеса), потому что их основные бизнесы, как правило, циклические. И практически все наши крупнейшие семьи всерьёз озадачены приобретением нециклических бизнесов - торговля продуктами, например.
-И какова в этом ваша роль?
-Мы действуем и как оценщик стоимости компаний, стоимости бизнеса. И, наоборот, помогаем стороне, которую хотят купить. И помогаем на этапе непосредственно сделок по приобретению как организатор сделок.
-И люди готовы за это платить?
-Да, этот сервис востребован. Как правило, два инвестбанка представляют интересы двух сторон. Но в России нет ни одного финансового института, который не был бы в той или иной степени аффилирован к одной из этих семей. Поэтому, конечно, сложно делать подобного свойства бизнес, который предполагает полное раскрытие информации для инвестиционного банка. Поэтому в рамках этого бизнеса очень востребованы иностранные банки. Иностранцы, во-первых, независимые, а, во-вторых, у них есть огромный опыт таких сделок. Но у них практически нет такого опыта в России, что является их конкурентным недостатком и позволит нам, российским инвестбанкам, их превзойти.
-А кто сейчас из западных банков это делает?
- В принципе, все ведущие финансовые институты имеют мандаты и что-то здесь делают.
-А какова их доля сейчас на нашем рынке инвестиционных услуг?
- Каждый пятый мандат - у иностранцев. То есть это примерно 20%.
-Почему российские компании так дешево стоят?
- Раньше говорили, что наши воруют, а "те" не воруют. Сейчас ЮКОС, например, - это абсолютно прозрачная компания, кругом иностранцы, никто не ворует, а разница все равно огромная. Мы считаем, что эта разница связана с тем, что инвесторы у нас не защищены ни от миноритарных акционеров, ни от мажоритарных, ни от государства.
И так со всеми участниками процесса. Акционеры не защищены от менеджмента, менеджмент вообще ни от кого, миноритарии могут издеваться над мажоритариями и государством, с другой стороны, те их тоже не щадят.
Не скажешь, что надо защитить одних или других и что-то от этого изменится. Нужна адекватная современная система экономических взаимоотношений. Сейчас у нас забавная ситуация, когда на фоне глобального экономического кризиса экономика России совершенно объективно растет и нет объективных причин, кроме внешнего долга, который на фоне мирового коллапса становится все менее значимым, чтобы этот рост затух.
Если не поменяется законодательство, российские компании никогда не будут стоить сотни миллиардов, несмотря на то, что наши крупные компании генерируют операционные прибыли, сопоставимые с крупными западными компаниями. Но собственники наши не думают про рыночную капитализацию, потому что они не могут ее реализовать. Единственное, что они могут сделать, это взять и всю компанию целиком продать, потому что никто не придет в здравом уме и твердой памяти и не купит 5% ЮКОСа или ЛУКОЙЛа. Если он купит 5%, он не сможет участвовать в управлении. Все западные эксперты говорят, что приобретение менее 75 % уставного капитала российских компаний (тех, которые не являются голубыми фишками) не имеет смысла.
Если будет нормальная среда, такую компанию как "Сибнефть" можно будет продать не одному западному фонду, а по пять процентов, по три процента, и по другой цене. Но только если инвестор будет защищен. Тогда он будет иметь возможность влиять на корпоративные решения, на размер дивидендов.
Мы убеждены, что в течение трех лет мы получим нормальное адекватное законодательство. И как только это произойдет, рост рыночной капитализации будет не на сто процентов даже, а на тысячи.
-Откуда такая уверенность по поводу трех лет?
Вселяет надежду то, что произошло сейчас с налоговой средой. Она сейчас соответствует либеральной экономике и при этом сделана именно таким образом, как это нужно экономике России в настоящий момент.
Это уже все сдвинулось. Главное, что это выгодно, это реально выгодно для всех.
http://www.rbc.ru/interview/rbc_interview120.shtml
