Советские театроведы, на долгие десятилетия загнанные в схему социалистического реализма, концепций "передового класса", человека нового мира как безусловного социального оптимиста и т.п., пытались выработать собственный инструментарий изучения художественного процесса. Отлучённые от формального метода, они стихийно тяготели к беллетризующей "описывающей" традиции как наиболее адекватной в передаче художественной плоти театрального действия. Простейшим способом воссоздания спектакля были эмоциональные описания, восходящие в своём генезисе к образцам критики 19-го века, в частности к статьям Белинского. Когда то, на конференции Института истории искусств, посвящённой началу работы над историей русского театра прозвучало, что произошло в результате разгрома ленинградской школы формального метода: "... коллеги ввели в академическую науку принцип писательства. Если большая заслуга ленинградских театроведов состояла в том, что они подняли театроведение в академическую сферу, ввели театроведение в университеты и выработали соответствующий научный стиль... То, что характеризует московскую школу, лежит не сфере научного анализа, а в сфере изложения материала." Но, так как способ изложения не есть нечто, что возможно механически отделить от сути излагаемого, беллитристичность описания провоцировала на воображение, домысливание, приводя в конце концов к деформации факта художественному претворению изучаемого предмета. В результате на свет появились высокие образцы театральной беллетристики, но наука как строгое знание, на которое можно было бы опереться последующим исследователям, здесь была попросту ни при чём. В настоящее время историко-теоретическая проблематика, а именно: возможность убедительной, аргументированной реконструкции спектакля либо изучение движения художественного текста от ранних набросков и чёрновых материалов до завершённого авторского произведения, привлекает внимание многих исследователей. На протяжении десятилетий так называемая "большая история" отечества писалась одними людьми, а история театра, кино, живописи и прочего другими, на долю которых оставались лишь точно очерченные и к рассмотрению разрешённые властью отдельные места. Советские искусствоведы были обязаны коррелировать свои частные работы и выводы с общей направляющей. Сталин, назвав советских учёных-искусствоведов "архивными крысами", сформулировал и суть претензий к ним: "Мы не позволим превращать аксиому в проблему". Значение архивов было осознано давно, их идеологическая действенность - тоже. Оттого советские архивы были негостеприимны, и история искусств создавалась на основе недостаточной источниковедческой базы. По сути, советские учёные-искусствоведы вынуждались к трансляции точки зрения власти по той или иной проблеме, сохраняя призрачную свободу лишь в отборе наилучших эпитетов: театроведы примеривались не столько к исторической науке, сколько к театральной беллетристике, высшей похвалой полагалась аттестация в качестве "театрального писателя". Они были вынуждены печься не о выработке научного, возможно более строгого языка заботились о богатстве эпитетов, которые замещали отсутствующую терминологию, описание анализ. Как мы сейчас можем увидеть, суть заключалась в суггестии театроведческого текста, а не в выработке и трансляции точного знания. Также можно сделать некоторый вывод, что на зыбучем песке недосказанного строились логические конструкции, не выдержавшие проверки новыми обнаружившимися фактами.
5 февраля 2009 г.
В.Фаберже
www.viperson.ru
