Чтобы вывести страну из кризиса, надо соединить науку и производство. Это доказывает в эксклюзивном интервью для "Гудка" вице-президент Российской академии наук академик Николай ПЛАТЭ.
- Николай Альфредович, 24 февраля вы участвовали в заседании Совета безопасности РФ, которое было посвящено инновациям. Вы долго были главным ученым секретарем Российской академии наук, сейчас - вице-президент РАН, поэтому можете рассказать компетентно, как ускорить инновационный процесс?
- Инновационный процесс в России оживить можно, хотя и трудно. В чем здесь проблема? Раньше во всех отраслях были свои институты, напрямую связанные с промышленностью. Они разрабатывали новую технику и доводили ее до ума на конкретных заводах. И довольно часто отраслевые институты взаимодействовали с академическими, используя их фундаментальные наработки. А когда эта система была разрушена, остались только два крайних участника инновационного процесса, но пропала его середина.
Что я имею в виду? Есть академия или хороший вуз, которые проводят фундаментальные исследования. И есть завод, который должен создавать продукцию, продавать ее и получать определенную прибыль, чтобы содержать себя и еще иметь какой-то "навар", как это водится в мире бизнеса. Но для того чтобы выпустить этот товар, требуется денег... в 100 - 1000 раз больше, чем на фундаментальную разработку. Надо платить за проектирование, "железо", коммуникации, очистные сооружения, и так далее. И встает вопрос: кто должен эти деньги дать, откуда их взять?
Завод точно не даст, потому что он еще не уверен в успехе, для него это рисковый капитал. А государство в лице академии не может многократно увеличить затраты на исследования.
- Кто же при капитализме способен совершить такой благородный поступок?
- Должна найтись какая-то структура: банк, ипотека, фирма-посредник, которые имеют оборотный капитал. И этот капитал - рисковый! - должен пойти на то, чтобы опробовать новый процесс в более или менее приличном масштабе. Тогда станет ясно, сколько будет стоить такое производство на большом заводе и где его надо строить. Мы сможем показать будущему владельцу: "Вот видишь - работает установка, она производит "эн килограммов" нового вещества. Если тебе нужно получать его сто тысяч тонн в год - нет проблем: давай деньги - создадим крупное производство".
Но сегодня наши крупные бизнесмены и олигархи (я не вкладываю в это слово никакого отрицательного смысла) психологически не созрели для того, чтобы авансировать инновационные работы. И в этом основная трудность.
- Извините, но недавно Российская академия наук заключила соглашение с акционерным обществом "Норильский никель" на фундаментальные работы, имеющие прикладную ориентацию. В частности, промышленники будут финансировать создание топливных элементов для водородной энергетики, которая сейчас бурно развивается во всем мире. И благодаря такой поддержке российские разработки в этой области могут стать не хуже зарубежных.
- Да, но это исключение из правил. В целом же наш крупный бизнес слишком медленно созревает для такого сотрудничества. А ведь оно очень выгодно: нужно только подождать два-три года, чтобы потом вернуть затраченные деньги и получать большую прибыль. Я бы сказал, что это умная политика, которую может себе позволить богатый собственник.
Эта проблема была рассмотрена на самом высоком уровне. Заседание 24 февраля прошло под эгидой Совета безопасности РФ и Президиума Государственного совета. Эти органы государственного управления и регулирования очень озабочены тем, как построить правильную инновационную политику. Они наметили конкретные меры, которые позволят заполнить вакуум, образовавшийся между наукой и производством, указали, где взять деньги - возвращаемые и невозвращаемые.
На мой взгляд, здесь нужна смелая, но разумная политика по финансированию промежуточной стадии долгого пути от фундаментальных исследований до коммерческого продукта, который продается на рынке.
- В последние годы в Минпромнауки лелеют идею о том, что к финансированию отечественных разработок надо привлекать западный капитал с помощью венчурных фондов. Не кажется ли вам, что это опасный путь, который может стать еще одним каналом утечки за рубеж интеллектуальной собственности России?
- Видите ли, я отношусь к этому спокойно и считаю, что венчурное финансирование может быть одной из форм. Но целиком уповать на него нельзя, потому что сразу же возникает вопрос: а кто владеет интеллектуальной собственностью? К сожалению, мы очень плохие торговцы, у нас нет опыта, и мы часто за гроши продаем те работы, которые при правильной постановке дела могли бы нам приносить солидную прибыль. А на Западе бизнес гораздо более искушенный, у него многие десятки лет опыта, там очень толковые юристы и владельцы предприятий.
Тем не менее я бы считал совершенно нормальным, если бы у нас появился венчурный фонд - целиком западный или фифти-фифти с российскими фондами, но при этом были бы оговорены нормальные условия сотрудничества. Мол, вы даете деньги на доведение до какого-то уровня приемлемости наших разработок: на зарплату, расходные материалы, коммуникации и так далее; мы создаем интеллектуальный продукт, а потом делим его пропорционально вкладу, вашему и нашему.
Тут очень важна психологическая установка: если сегодня ты дал деньги, то не надо ожидать 300 процентов прибыли через один день. Да, до сих пор в России все крупные капиталы создавались по такому принципу: они получали легкие, быстрые, ветреные деньги. Но эта эпоха уже, к счастью, заканчивается. И это начинает понимать серьезный бизнес.
"Норникель" показывает достойный пример новой психологии: мол, мы обеспечиваем себе нормальное существование за счет каждодневной рутинной работы (добываем и продаем платину, палладий, тот же никель), но готовы пожертвовать частью денег из прибыли на перспективные разработки. А не придумают ли умники в Московском университете или академическом институте нечто такое, что года через три даст нам возможность на тех же металлах получать гораздо большую прибыль?
Дальновидные промышленники готовы вкладывать деньги в инновации, разумно строить перспективную политику, чтобы потом получать хорошие обратные результаты.
Например, есть хороший фонд Ивана Михайловича Бортника, созданный как раз Министерством промышленности, науки и технологий. Часть средств он получает от государства, а часть - от отечественной промышленности. На паритетных условиях они финансируют доведение до ума многих разработок.
Я считаю это разумной государственной политикой: если идея была признана перспективной, разработчик уже довел ее до приличного уровня и нашелся производитель, готовый вложить в нее деньги, то надо им помочь.
- Но тут возникает вопрос: кому будет принадлежать эта интеллектуальная собственность, которую опекают с трех сторон?
- Принятый у нас патентный закон говорит, что права на интеллектуальную собственность принадлежат разработчику. Но если в доведении его работы до ума участвует государственный институт, то он имеет право на определенный процент от прибыли, которая будет получаться при продаже продукта. Подобное право имеет и частный инвестор. На основе договора можно легко учесть интересы всех сторон: и автора идеи, и института, где он работает, и фонда, который вкладывает деньги.
Ведь если дело было доведено до конца и начался промышленный выпуск, дающий прибыль, то ты должен вернуть деньги, которые предоставили инвесторы. Но государство может сказать: не надо мне возвращать долг - дайте процента два-три от прибыли. Это совершенно нормальный, разумный подход, который должен быть предусмотрен в договоре заинтересованных сторон.
- Президент Владимир Путин недавно поставил задачу создать в России такие условия для научной работы, которые позволили бы вернуться на Родину ученым, уехавшим за рубеж. У многих появились надежды на благотворные перемены - а как вы видите будущее нашей науки?
- Не только в России, но и в любой другой стране ученые никогда не принадлежали к наиболее оплачиваемой и обеспеченной категории трудящихся. Да, в западных странах у профессора уровень жизни достаточен для того, чтобы чувствовать себя мини-комфортно. Но на крупной фирме научные работники зарабатывают гораздо больше.
В России тоже нужно обеспечить мини-комфортные условия для научных работников. Эта обеспеченность особенно нужна для молодых, чтобы они не убегали из науки. А для пожилых нужны нормальные пенсии.
Своим коллегам из силовых структур и Совета безопасности я всегда задаю простой вопрос: почему сегодня полковник Вооруженных сил Российской Федерации, уходя в отставку, получает пенсию около шести тысяч рублей, а профессор, доктор наук с мировым именем (не член академии) получает две тысячи. Неужели профессор стоит в три раза меньше полковника, я уже не говорю о генерале?
Да, служивому надо компенсировать тяготы военной жизни. Но не следует забывать, что в основе любого достижения, прелестями которого мы пользуемся (транспорт, телевидение, компьютер и так далее), лежала идея, высказанная фундаменталистом! Быть может, он даже понятия не имел, как реализуется его идея, но он ее высказал, проверил в приборе, собранном на коленке, и после этого все пошло. Так неужели ученый не заработал нормальной пенсии?
Никакой бизнес, основанный на технологиях, не может существовать без того, чтобы "в начале было слово". И наоборот, никакой ученый не может увидеть результат своего изобретения, если за его реализацию не возьмутся профессионалы.
В идеале должны существовать посреднические фирмы, которые умеют выбирать ценные разработки и доводить их до производства. Или нужно создавать отделы маркетинга и инноваций при крупных фирмах. Чтобы раз в квартал ко мне приходили посредники и спрашивали: "Дорогой профессор, что у тебя нового?" Я с удовольствием им расскажу. Они оценят мои идеи: "Нет, это не годится, это тоже - а вот тут что-то есть, надо попробовать. Давай поговорим на эту тему".
- Однако сами собой наши новоявленные промышленники и банкиры вряд ли дойдут до понимания выгодности инноваций. Чтобы не отставать от прогресса, надо пропагандировать его достижения?
- Согласен: роль СМИ здесь очень и очень большая. К сожалению, довольно значительная часть журналистов - пишущих и эфирных - ищут какие-то жареные факты, псевдосенсации, либо увлекаются оккультными вещами, которые мы называем лженаукой. А чтобы поднять авторитет истинной науки, надо гораздо больше рассказывать на конкретных примерах о том, как инновации проходят путь от идеи до продукта и приносят прибыль. Чтобы все увидели, как это интересно и выгодно для отдельных людей и всего общества.
Еще надо писать о том, как международная кооперация ученых, в том числе российских, ускорила ту или иную работу и сделала ее более эффективной. Вот я, например, много лет являюсь членом международного жюри конкурса на лучшую научную работу, за которую вручают Премию Декарта: она основана руководством Европейского сообщества и Европейской комиссией в Брюсселе.
Премия Декарта - это один миллион долларов, то есть она соизмерима с Нобелевской, но дается не в карман одному человеку, а коллективу, который добился хороших результатов. Так вот, я должен сказать, что второй раз за последние два года Премию Декарта получали ученые России, которые участвовали в международных исследованиях. Оказалось, что без наших исследователей эти работы не могли быть проведены столь быстро и успешно. То же самое показали и работы, за которые наши ученые недавно получили Нобелевские премии.
Подобных фактов можно привести много. Они свидетельствуют о том, что без нашей страны невозможен прогресс в ключевых областях мировой науки и техники. Если СМИ будут больше рассказывать о таких достижениях, то это поднимет престиж науки не только в России, но и за рубежом. А это позволит привлечь инвестиции и создать тот самый мини-комфорт для ученых, который сделает науку привлекательной для молодежи. А значит, у нее есть будущее.
...Я благодарен газете "Гудок" за то, что она мужественно защищает отечественную науку и широко пропагандирует ее успехи, показывая пример мудрой информационной политики. Если у нас станет много таких изданий, то общество осознает исключительную важность науки для возрождения экономики и достойной жизни нашего народа. И тогда Россия выйдет из кризиса.
http://stra.teg.ru/lenta/innovation/1395
