Недавно режиссер детских игровых фильмов Леонид Нечаев переехал в новую квартиру. Предстоит ремонт. Увы, как он признается, руки у него не оттуда растут, придется нанимать профессионалов.
А на вопрос, кто в семье главный, иронизирует: "Главный - это тот, кто деньги в семью приносит. А я ничего не приношу. Вот у меня есть коллекция пивных кружек - если жизнь до края дойдет, то скоро начну эти кружки продавать. Потом начну продавать книги. Хотя сейчас настало такое время, что и книги никому не нужны..."
- Леонид Алексеевич, ваша семья только что получила квартиру. Вы довольны?
- Довольны, хотя вы нас застали в стадии разборки чемоданов и коробок.
- А если бы все это уже было распаковано, то чем в первую очередь похвастались бы?
- Коллекцией всевозможных "Дюймовочек", которую за последнее время мне активно дарили дети. У меня самого пятеро детей. А еще коллекцией пивных кружек, которые собираю много лет. Я по натуре - старьевщик... Тащу домой всякую старую рухлядь...
- Старьевщик Папа Карло?
- В какой-то степени. Между прочим, "Приключения Буратино" были одной из моих любимых книжек в детстве.
Думаю, что страсть к старым вещам у меня с детства. Семья жила в замечательном месте Москвы - районе Зарядье. Наш дом окружали переулки, напичканные керосиновыми лавками, лавками старьевщиков и менял, будочками, в которых сидели старые евреи... Я пасся в этих дворах и переулках. Там, наверное, и стал старьевщиком - собираю всякие красивые вещи с тех пор. Лампы, иконы, картины...
Вообще, Зарядье - это был самый расчудесный район Москвы! Мы жили рядом с Биржевой площадью. Вслушайтесь в музыку названий: Косой переулок, Кривой переулок... Мы прекрасно знали все дома, где собиралась "малина". Играли в Гостином дворе. Когда там копали всякие подземные "штуки", рабочие не успевали вывозить грунт и его потихоньку сваливали в Гостиный двор. Там, во дворе, была громадная куча песка, на которой мы играли в Царя горы. У меня сегодня даже есть идея написать книжку "Царь горы" - о том, что такое для мальчишки оказаться на вершине песчаной горы. Я помню, как мы в детстве отчаянно боролись за эту высоту, как просто и совершенно спокойно можно было лягнуть ногой догоняющего тебя, чтобы сшибить его. Там, на горе, все было позволено, лишь бы добраться до вершины и крикнуть на весь огромный двор: "Я - царь горы!" И крик дробился в булыжниках, отражался в огромных арках - без стекол, без рам. Потом я понял, что эта игра - удивительный образ, в него очень хорошо монтировалась вся наша жизнь.
- Ваши родители имели отношение к актерской профессии? Что вас толкнуло заниматься детской режиссурой?
- Я даже и не знаю, что должно случиться у человека, чтобы его всерьез потянуло в детскую режиссуру. Во-первых, я - безотцовщина, отец погиб в 43-м году. Помню, как он иногда появлялся в форме, а иногда - в сногсшибательном белом элегантном костюме с фотоаппаратом в руках и в шляпе. Импозантный мужик был - два метра пять сантиметров роста.
Мама была служащей. Одно время работала в министерстве финансов, это было близко от нашего дома.
Как актерская профессия вошла в мою жизнь? Однажды мой друг Володька Штейн затащил меня во Дворец пионеров. Это было в 1952 году. Я прикипел к детской театральной студии.
Среди первых студийцев в кружке были Ваня Бортник, Нина Шорина, Володя Штейн - наш будущий великий кукольник...
Помню Люсю Долгорукову, которая привела Наташу Гундареву. Наташу вначале не хотели брать, она была полненькая, а та возьми да скажи: "Что, разве полные актрисы уже в театре не нужны?"
- Если вы пробовали себя, как артист, то почему в итоге оказались на факультете режиссуры ВГИКа?
- Ну, во-первых, я обнаружил в себе режиссерскую жилку очень рано: мне нравилось ставить, у меня получалось, ребята это видели и часто просили им помочь. Во- вторых, на актерском рядом со мной учились очень-очень талантливые люди, а я был такой... рафинад. Вот поэтому и удрал в режиссуру, в конце концов. Причем в тот момент мне казалось, что голова набита свежими идеями, что я весь из себя - четыре Бондарчука по энергии и один Тарковский по таланту...
- Вы ведь уже во ВГИКе начали снимать первые картины?
- Я там снял фильм про Гелену Великанову - творческий и человеческий портрет артистки. Очень трогательная картина.
А дипломную картину снимал по сценарию нашего выдающегося артиста Алексея Баталова. Он тогда пришел в "Экран" то ли худруком, то ли режиссером. Мне попался на глаза сценарий "Хромого волка", написанный Баталовым по рассказу Снегирева - про мальчика и девочку, затерянных в горах, в хижине, вокруг которой бродит волк. Так вот у меня снимался дрессированный волк, просто влюбившийся в меня и не желавший быть злым в кадре.
Вспоминается забавная история, связанная со строчкой в сценарии, касающейся "табунков жеребят в горах". Я приехал на Северный Кавказ, где разводили лошадей-ахалтекинцев, чтобы снять этот "табунок жеребят". Разыскивали мы его, разыскивали, пока над нами пастухи не сжалились и не сообщили, что "табунков жеребят вообще в природе не существует, так как они бегают в большом табуне за мамой". Вот табунок телят - это пожалуйста.
И только потом в Москве Баталов признался мне, что в первоисточнике действительно стоял табунок телят, а "табунок жеребят" он добавил в сценарий для романтики. Как, впрочем, и горы, в которых происходит действие. Я даже помню, как режиссер Марк Донской все удивлялся: "В сценарии у вас ходит "табунок жеребят", а на экране почему-то огромные кобылы?"
- То есть вы и с Марком Донским были знакомы?
- Марк Донской поставил мне в свою время на экзамене пятерку. А когда я уже сам стал делать фильм "Приключения в городе, которого нет", эта "пятерка", по сути, вытащила картину...
- Как это?
- Сейчас расскажу... "Эпохальной" для меня в тот период стала встреча со Стеллой Ждановой, возглавлявшей творческое объединение "Экран". Я пришел к Стелле Ивановне с пафосным заявлением, что "подаю на нее в суд, так как она не дает работать молодому режиссеру". Она иронично спрашивает: "Значит, хочешь снимать кино?" - "Да". - "В Минск поедешь?" - "Поеду. Не читая сценария". Она кому-то позвонила с требованием выдать мне сценарий. И я услышал, как ее в трубке стали упрашивать: "Стелла, ну ты чего? Он ведь хороший парень, за что ты его так?" Оказывается, сценарий кочевал из Киева в Одессу, из Одессы в Минск. От него все отказывались. Когда я приехал в Белоруссию, на меня смотрели, как на камикадзе.
Единственное, что мне дали, так это хороший павильон и хорошего художника. И на этом все закончилось. Денег не было ни на что. Работа стояла, конца этому не предвиделось. И вдруг однажды я увидел, как в павильон вошли председатель белорусского Госкино, директор студии, председатели профкома, парткома, и среди них - Марк Донской. Я к нему подошел, поздоровался, а он говорит: "А это Нечаев! Знаете, что я этому парню поставил на экзамене? Пятерку. А я пятерки очень редко ставлю. Так что вам крупно повезло". И на следующий день - у меня уже были на площадке и краски, и рабочие, и все-все необходимое для съемок.
Когда я привез готовую картину в Москву, Стелла Ивановна после просмотра надолго замолчала. А потом изрекла: "Ну-ну, все в этой жизни бывает..." Картина пользовалась большим успехом. С тех пор я каждый год снимал по фильму. - А правда, что вы провели в Минске семнадцать лет, и вас в Москве все считали белорусом?
- Правда. Это все насмешки моей судьбы: я снял в Минске одну картину и... остался там на семнадцать лет. Меня никто не считал москвичом. В Союзе кинематографистов до сих пор с трудом узнают в лицо. За семнадцать лет я снял одну картину в Киеве, одну - в Москве, и двенадцать или тринадцать - в Минске, в том числе и "Буратино", и "Про Красную Шапочку", и "Питера Пэна"...
Там написали в своей энциклопедии: "Выдающийся белорусский кинорежиссер" Но каждый раз, представляя меня к званию, это самое звание не давали, объясняя, что я прописан в Москве. А я ведь всю жизнь занимался детским кино.
- И сняли "Буратино"...
- Я прочитал сценарий: "Дорогие мои, я же - режиссер игрового кино, а не мультипликатор". Мне отвечают: "А сегодня никто - не мультипликатор. Ты запросто это сделаешь, как нечего делать!" Я взял этот анимационный сценарий на дом, и первое, что сделал, написал на чистом листе: "Сценарий двухсерийного музыкального телевизионного фильма". Закончив, предложил: "Хотите - сниму по этому сценарию, не хотите - снимать не буду вообще". "А деньги откуда взять?" "А вы сходите к Стелле Ивановне..."
- И снова в вашу судьбу вмешалась она - ваш "ангел-хранитель"?
- Ну, насколько она была этим самым хранителем, судить можно по одному только эпизоду: меня на студии случайно кто-то из знакомых упрекнул, что я "зажилил" выпивку. Оказывается за "Хромого волка" я получил Приз Ватикана! Я об этом и слыхом не слыхивал!!! Бросился к ней в кабинет: "Стелла Ивановна, а мне нельзя хотя бы краешком глаза посмотреть на мой приз?" И получил суровый ответ: "Если хочешь дальше работать в советском кино, забудь об этой позорной награде!"
Короче, история "Буратино" закрутилась. А закончилось все тем, что Беларусь-фильм акт о принятии картины давать не захотел. Мне сказали, что "картина безобразная, никакого такого кота без хвоста не бывает, и черепаха "пасти" лягушек в пруду не может. Короче, бред в Минске несли полный. И когда уже в Москве моей картине устроили овации, сопровождающая меня редактор с Минской киностудии упала в обморок прямо в зале.
Нас тут же пригласила к себе "Кинопанорама": и Рину Зеленую, и Катина-Ярцева, и Гринько, и Ролана Быкова, и Алексея Рыбникова... А мы думали уже о том, как к следующему Новому Году снимем "Про Красную шапочку"...
"Красную шапочку" снова пришлось делать в Минске.
- Невольно приходит на ум - "ненавидимый прокуратором город Ершалаим"...
- Представляете, иду по студии, слышу из-за двери хохот двух мужчин. Захожу. Один из них, возмущаясь, совершенно серьезно просит меня вслушаться в текст: "Если долго-долго-долго, если долго по дорожке, если долго по тропинке топать ехать и бежать, то, пожалуй, то конечно, то наверно-верно-верно, то возможно-можно-можно, можно в Африку прийти..." И он меня совершенно серьезно спрашивает: "Чувствуете?! Каково? И ты, Леня, подсовываешь мне эту ахинею и пишешь: "Оплатить". Да я сам такие стихи могу, сидя в туалете, весь вечер писать на рулоне бумаги!" Объяснять, что это - походная песня, что девочка бежит по дорожке и поет, что ей придет в голову, было бесполезно. Вот с такими людьми мне приходилось в Минске работать...
- А теперь стало легче снимать картины?
- А сейчас все другое. Мы в свое время пленку берегли, как зеницу ока. Режиссер точно знал, что именно он снимает и как именно он это сделает. Каждый кадрик рисовали, выверяли. Сейчас, с приходом цифровых камер, - у-у-у-у!!! Смотрю, как многие молодые режиссеры работают: волосы дыбом встают. Камеру взял в руки, как отбойный молоток, и вот "строчит" ею справа налево, слева направо. Красота... Что при этом получается?
Я помню, как нам досталась на "Красную шапочку" пленка в 16 единиц. Как мы с ней мучались, какие ухищрения предпринимали, чтобы получить нормальное изображение!..
- А сейчас что снимаете?
- После "Дюймовочки" - ничего. И это страшно. Я никогда не знал, что такое "простой". Но сегодня никто ничего снимать не предлагает. Удручает другое: вот мы недавно сняли "Дюймовочку", которая прошла по всем фестивалям России. У нас немеряно дипломов и призов! А в результате прокат был всего в трех кинотеатрах столицы! Мы напечатали плакаты, но повесить их было негде - место стоило чудовищно дорого! А ведь это - детское кино, которое государство просто обязано поддерживать! В итоге в зале сидело по десять человек...
Елена Булова
http://www.moskv.ru/
