Президент Республики Татарстан гордится тем, что ему одинаково доверяют и русские, и татары
Петр Акопов, Аркадий Ханцевич
- МИНТИМЕР ШАРИПОВИЧ, недавно исполнилось 5 лет с момента подписания договора о разграничении полномочий между Татарстаном и Российской Федерацией. Этот договор много критиковали и продолжают критиковать за чрезмерные, по мнению многих, права, полученные вашей республикой. Как вы сейчас оцениваете этот договор?
- Для того чтобы понять действия в тот момент Бориса Николаевича Ельцина и наши, конечно, надо было оказаться в гуще тех событий. Я денно и нощно с нашей командой в этой кризисной ситуации работал. Когда Борис Николаевич, будучи председателем ВС России, приехал к нам в 1990 году, он увидел, что все площади, улицы (и в столице, и в других городах) заполнены народом и все требуют полной независимости. А ведь запретить людям в тот момент было нельзя, мы же начали перестройку с гласности, людям разрешили все говорить. И все вспомнили наше историческое наследие, передававшееся из поколения в поколение, и то, что когда-то у нас было сильное государство. Когда стало можно говорить, все вышли и стали требовать полной независимости. Эти процессы тогда, в 1990 году, шли уже везде - в Прибалтике, в России были приняты декларации о государственном суверенитете. Запретить это было уже невозможно, надо было давать ответ на выступления масс. Когда Россия объявила о намерении избрать президента, у нас тоже решили, что нужно учредить пост президента Татарстана. Для меня это было несколько неожиданно, но наш Верховный Совет принял такое решение. Это было в 1991 году. А за год до этого, во время своего приезда к нам, Борис Николаевич и сказал свою знаменитую фразу: `Берите суверенитета столько, сколько хотите`. Атмосфера была такая, что ему, видимо, трудно было удержаться, сказался и его эмоциональный характер. Он сказал то, что мне удавалось не говорить. Потом уже меня начали обвинять, говорить: `Вот ты нас сдерживал, а Борис Николаевич приехал и сказал: `Берите, сколько хотите`. Я ведь слово `независимость` за все эти годы ни разу не произнес, потому что знаю, что это нереально. Заявление Ельцина - а он после нас поехал в Башкортостан и там говорил то же самое - стало ключевым моментом в событиях тех лет. Позже, когда Борис Николаевич уже поостыл, говорит: `Надо что-то делать, надо дать ответ требованиям народа о независимости`. И мы начали работать над договором. Три года работали, очень многое надо было согласовывать. Много сделали рабочие группы, регулярно и мы встречались с Борисом Николаевичем. Хорошо узнали друг друга, даже в чисто человеческом плане. В один из моментов переговоров Борис Николаевич сказал: `Может, нам стоит работать от простого к сложному?` И по простым вопросам мы довольно-таки быстро нашли согласие. Потом перешли к более сложным статьям, и в течение трех лет нам удалось договориться и подписать договор.
Конечно, и для России, и для Татарстана этот договор неоднозначен. Нам кажется, что нам не удалось заполучить все, что мы хотели, российская сторона тоже имеет предел возможного. Но во главу угла мы все равно поставили целостность России. Мы же и референдум проводили по суверенитету, получив `за` 62%, хотя у нас в то время татарского населения было всего 48,5%. Получается, и русское население проголосовало за суверенитет. В тот момент договор снял противоречия. Когда мы все объяснили людям, довольно скоро общество успокоилось. А ведь до этого Татарстан был фактически вне российского правового поля. У нас не проводились выборы в Думу, нас не было в составе Совета Федерации. Мы сказали Борису Николаевичу, что после подписания договора нормально проведем выборы. Так и было. 19 февраля подписали договор, а уже в марте провели выборы.
Конечно, этот договор противоречит нынешней Российской Конституции, но когда мы его готовили, этой Конституции еще не было. А у нас уже была, принятая на основе референдума, новая Конституция. Ее экспертизу мы провели в Швейцарии, потому что нельзя принимать Конституцию, которая вызовет какие-то сомнения. Поэтому все в ней выдержано на самом высоком международном уровне. Конечно, мы знаем, что в нашей Конституции есть довольно серьезные противоречия с вновь принятой Российской Конституцией. Об этом знают и органы власти России. Борис Николаевич пару раз озабоченно говорил мне, что, мол, как же нам быть с конституциями, они же очень серьезно разнятся по принципиальным вопросам. Я отвечал, что признаю это. И спросил президента: `Изменения в Конституции РФ требуются?` Он говорит: `Да`. Значит, я считаю, сегодня в одностороннем порядке требовать изменения Конституции Татарстана нереально. Изменения нужны не только нашей и российской конституциям, но и основным законам многих республик. Так что давайте создадим комиссию, чтобы это не было односторонним движением. Придем к согласию, а потом президент России и главы республик выйдут с законодательной инициативой по изменению конституций. Можно и нужно договориться. Будущее за этим.
Договор дал выигрыш времени, а это, я вам скажу, бесценно. Ведь у нас могло быть хуже, чем в Чечне. Мы ответили на требования людей разумной политикой. Хотя некоторые крайние националистические движения договор до сих пор критикуют, называют иногда предательством.
- Как складываются межнациональные и межконфессиональные отношения в республике?
- Мне не нравятся крайности. Самое большое наше завоевание за эти годы - это выработка в республике надежной, пользующейся всеобщей поддержкой, независимо от национальной принадлежности людей, центристской политики. Власти сегодня одинаково доверяют и русские, и татары. Критикуют нас за что угодно, но если доверяют, то все доверяют без подозрений, что власть занимает чью-то сторону.
Много было потерь у татар и в области духовности, родного языка. Поэтому многие хотят, чтобы возрождение шло быстрее. Но мы каждый шаг стараемся сделать так, чтобы русскоязычная часть населения его воспринимала. И я благодарен татарам, что они поняли эти наши намерения. И сейчас такой подход в обществе доминирует. А ведь в начале были разные сложности. Например, с созданием национальных школ. Ведь к концу 80-х в Казани осталась одна неполноценная, некомплектная татарская школа. И тогда подняли вопрос о необходимости создания отдельных татарских школ. Я тогда предложил людям подумать о том, к чему это приведет. Ведь утром 1 сентября семье придется одного ребенка в один конец города везти, а второго - в другой. Когда люди подумали, начались звонки: президент-то, оказывается, правильно говорит. Причем так отзывались и татары, и русские. И мы создали в школах татарские и смешанные классы. То же самое в детских садиках. И мы благодарны русскому населению за то, что оно с пониманием относится к этому.
Мы много работаем для консолидации. В Кремле мы восстанавливаем историческую мечеть, которая там была до взятия Казани, и реставрируем Благовещенский собор, который был построен после взятия Казани. Одним указом мы решили восстановить собор и построить мечеть. Люди не только внешне, но и в душе это принимают и воспринимают. А это ведь главное. Если оставлять в душе напряжение - это уже не демократия. В новый век войдем, восстановив и собор, и мечеть на территории кремля. Это будет символом мирного сосуществования двух религий. За все последние годы, когда политические партии раздирают наши народы, и мусульманское, и православное духовенство всегда призывали к миру и согласию. Нам говорили, что не надо вмешиваться в дела религии, потому что она отделена от государства. Но разве религия отделена от общества? Конечно, нет.
Сейчас в республике 27 национальных культурных обществ. Недавно мы открыли Дом дружбы народов. В 2000 году проведем второй съезд народов Татарстана. Нас обвиняют в том, что мы за преподавание татарского языка в школах доплачиваем учителям 12%. Но ведь действительно есть проблема. Не хватает учителей татарского языка, их ведь нужно еще обучить. Госсовет принял решение о двуязычности, и пока учителей не обучим, надо доплачивать. Ведь мы же платим надбавку за иностранные языки. А сколько мы получаем писем из мест компактного проживания татар по всей России! Все просят или пластинку, или литературу на татарском, или учебники. Если это нужно людям, мы должны это делать.
- Татарстан - промышленная республика. Какое сейчас положение в экономике?
- Мы у себя в Татарстане созидаем, но ведь не все зависит от нас. У меня уже не хватает сил возмущаться тем, что происходит в нашей экономике. За годы перестройки мы подняли в воздух самолет Ту-214. Раньше, чтобы поставить на производство самолет, вся страна работала, все конструкторские бюро, заводы, из бюджета деньги выделялись, поднимали общими силами. А мы все сделали за счет республиканского бюджета. Премьерам, вице-премьерам показывали, все говорят, что прекрасный самолет. За рубежом это признают. Мы готовы организовать лизинг на покупку и обслуживание наших самолетов, на 5 лет их отдавать. Надо только, чтобы государство помогло, организовало это. И тогда ведь заработают тысячи заводов, чтобы один этот самолет сделать. И технический уровень нашей промышленности мы сможем поддержать. Продвижение наших самолетов служило бы техническому прогрессу. Вместо этого мы покупаем `Боинги`, а потом заводим уголовные дела. Что мы делаем? Уже не только воздушный транспорт, но и воздушные трассы отдаем зарубежным компаниям. `Люфтганза` уже к нам в Казань летает, пока себе в убыток, но они понимают, что надо завоевывать рынок. Последнее им отдаем, кто мы такие после этого?
Почему, например, Россия не может сама себя обеспечить комбайнами? Это не просто вопрос производства комбайна. Сегодня комбайновый завод стоит, а если он заработает, появятся рабочие места, налоги будут платить, сможем обеспечить нашего крестьянина техникой. Мышление ведь поменялось у людей, крестьянин уже хочет работать. Все поняли, что если работать не будешь, то не поешь, потому что все, что плохо лежит, уже подобрали.
Прежнее руководство `КамАЗа` заложило весь `КамАЗ` за 110 миллионов долларов. Заложили все с потрохами, то есть даже с будущей продукцией. Я уже третий раз буду встречаться с первым вице-президентом ЕБРР, и правовым путем мы там ничего сделать не можем. И у меня возникла мысль сказать им, насколько все это безнравственно. Западные бизнесмены ведь знали, что наши люди еще неопытные, и просто обманули их. Безнравственно поступили.
Банкротить `КамАЗ` мы не дадим, ведь в Набережных Челнах живет 550 тысяч человек. Во времена расцвета на `КамАЗе` работало больше 120 тысяч человек, сейчас, конечно, меньше, около 50 тысяч. Сейчас `КамАЗ` наконец-то вышел на безубыточность. Но безубыточность - это только в производстве, если не считать его долги (а их уже под 19 миллиардов рублей). Но `КамАЗ` стоит дороже любых денег. Это же не просто завод. Это комплекс заводов, такого нет нигде в мире. И западным конкурентам, конечно, интересно остановить `КамАЗ`. Зачем им иметь такого конкурента в производстве большегрузных машин? Самые преуспевающие компании, которые делают большегрузные машины, продают не более 20 тысяч машин в год. А мы в этом году, если все будет нормально, 12-13 тысяч машин продадим. Мы посчитали, что если тысячу машин в месяц продавать, `КамАЗ` выживает.
Конечно, много трудностей, переходный период. Но не об этом надо говорить, ведь очень многое можно сделать. Почему я и возмущаюсь? - Делаешь дело, работаешь, а потом упираешься в какую-то стену и дальше ничего сделать не можешь. Обидно становится. Ведь я человек, знающий хозяйство, я же не откуда-то со стороны пришел. Поэтому когда говорят, что Шаймиев политик, то я всегда отвечаю, что я политикой никогда бы не занимался. Политикой приходится заниматься, это как реакция на происходящее. К тому же должность у меня такая, надо реагировать на разные политические проблемы. Но для меня лично политика - совершенно попутная вещь. Я ведь с утра до ночи занимаюсь экономикой. Мы пять лет подряд даем рост промышленной продукции, а просто так ничего же не делается. В 1992-1994 годах у нас объем промышленного производства упал меньше, чем у других, а уже начиная с 1994 года он растет на 2-3 процента в год. В этом году еще больше будет, ведь уже сейчас 2,7 процента роста только за 5 месяцев.
Многое от людей зависит. Появился на вертолетном заводе молодой директор, завод с тех пор прекрасно работает, люди зарплату хорошую получают. Один раз пришел ко мне бледный. Я спрашиваю: `Что с тобой?` Он говорит: `Был в Москве, просил лицензию на продажу вертолетов, но мне не дали. А сегодня приезжает какая-то группа из Москвы, которая не имеет никакого отношения к вертолетостроению, просто какая-то частная структура, с лицензией на 20 вертолетов, и говорят мне: `Давай вертолеты`. И пришел этот директор ко мне, понять ничего не может. Почему не заводу дают лицензии, а частной посреднической структуре? Такой коррупции, как сейчас, никогда и близко не было. Если так часто, как сейчас, будет меняться правительство, она неизбежна. Новые люди приходят, уже зная, что их скоро поменяют, и многие легко поддаются коррупции. Я не говорю про первых лиц, я имею в виду аппарат.
- Сколько, по вашему мнению, отпущено времени правительству Степашина?
- Не знаю. Я бы так вопрос не ставил. О другом нужно говорить. Пока на основе парламентского большинства не будет сформировано правительство, у нас не будет нормальной ситуации. Поэтому региональные руководители, в том числе и я, поднялись, мы просто знаем, что дальше так жить нельзя. Сейчас у нас нет основы для согласия, ведь если отдать власть коммунистическому большинству в нынешней Госдуме, то зачем вообще было заниматься перестройкой и реформами. Поэтому Борис Николаевич и не может отдать формирование правительства коммунистам. Если такое большинство опять придет, то что, опять четыре года будем мучаться? Поэтому мы и поднялись - `Вся Россия`, `Голос России`.
- Минтимер Шарипович, вы уже высказывали свою особую позицию по вопросу об объединении России и Белоруссии. Хотелось бы прояснить вашу точку зрения.
- Во-первых, такие вещи, как объединение, не делают так просто. Кто-то спрашивал согласия в какой-либо форме? Или это будет союзное государство - и тогда надо спрашивать мнение двух народов; или это будет единое государство - тем более надо спрашивать. Намерения можно высказать, продекларировать, но после этого надо спрашивать. Серьезную политику разве можно так делать? Появится союзное государство с Белоруссией, и любой человек сможет сказать: `А разве меня спрашивали?` Или наши дети спросят. Посмотрите, как происходит создание ЕС. Вступления в ЕС без референдума не происходит, то есть даже экономический союз без референдума не создается, не то что политический. А у нас не то что референдума не проводят, но даже и с результатами проведенных референдумов не считаются.
Кроме того что никого не спрашивают, есть еще один важный момент. Если речь идет о союзе двух суверенных государств, то это возможно. Я об этом все время говорю. Но если создавать объединенное союзное государство, то, конечно, у нас появляется вопрос `А где мы?` Татарстан, тот же Башкортостан. Ведь мы же - республики, которые принимали участие в подготовке союзного договора в Ново-Огарево. Мы же - руководители автономных республик, в 1990 году по Конституции СССР стали (по моему предложению) членами Совета Федерации. Так что в случае появления нового союзного государства мы должны заявить о своем статусе, потому что иначе мы возвращаемся к старому порядку. Только раньше было 15 союзных республик, а сейчас будет две. Никому же ничего не ясно. Как можно с народом так работать? Как можно с этим согласиться, не выступить со своей позицией? Конечно, мы заявили об этом. К сожалению, я не знаю, насколько далеко идущие цели в части объединения преследует Белоруссия. Во-первых, Белоруссия никогда не согласится на потерю своего суверенитета. С Лукашенко или без Лукашенко, но никогда не согласится. А если они ограничат свой суверенитет, не спрашивая свой народ, то это будет очень капризный ребенок. И в условиях дальнейшего развития единого государства его капризы будут не такими, как у нас.
Сегодня Белоруссия через шаги к объединению, конечно, выгадывает в части экономического сотрудничества. Пока экономическое сотрудничество идет в пользу Белоруссии. После 17 августа Белоруссия подняла цены на сырье, поставляемое в Россию, точно так же, как и западные страны. У России вообще нет продуманной экономической политики в отношении стран СНГ, не только Белоруссии. Когда я последний раз был в Узбекистане (меня пригласил в составе делегации президент Ельцин), я ужаснулся тому, что все экономические связи фактически остановлены. Мы все потеряли. Начинать нужно практически с нуля. Речь не о развитии экономического сотрудничества, а о восстановлении нарушенных связей. У нас сейчас скорее с западными странами более сложившиеся отношения, чем со странами СНГ.
Или возьмем мое мнение по Югославии. В первые же дни войны я выступил с заявлением, что Россия далеко заходит, поддерживая небезупречную политику Милошевича. Тогда никто об этом не говорил. Хорошо, я понимаю, когда косовские албанцы требовали отделения, это сепаратисты, ставившие под вопрос целостность Югославии, их нельзя было поддерживать. Но когда косовская сторона перед бомбардировками согласилась на широкую автономию, тогда нужно было убедить Милошевича сделать шаг им навстречу. Он же отказался, после чего и начались бомбардировки. Как же мы можем считать позицию Милошевича безупречной? Я тогда сказал, что кончится тем, что Запад что задумал, то и сделает: коль дали повод - введет войска. Что и произошло, к сожалению. Югославия сама дала повод: этнические чистки ведь были, сотни захоронений. Как теперь смогут жить вместе албанцы и сербы? Я всегда говорил, что после кровопролития договариваться очень сложно.
`Независимая газета` , 29.06.1999
http://nvolgatrade.ru/
