Современная Российская Федерация, вне всяких сомнений, нуждается во всеобъемлющей модернизации, по итогам которой, она, возможно, перестанет быть окрашенным в цвета демократического триколора осколком бывшего СССР и утвердится, наконец, как РОССИЯ (не путать с волюнтаристским определением, закрепленным в ельцинской конституции). Необходимость глубоких, системных преобразований во всех основных сферах жизни общества и государства носит абсолютно объективный характер и вполне очевидна для всех, кто в состоянии трезво и критически, без патриотического угара оценивать ситуацию в стране, уже, как минимум, десятилетие.
Отчего же официальный разговор на тему новой российской модернизации затеян только сейчас? Неужели для того, чтобы осознать актуальность вопроса, правящей элите требовалось дожидаться мирового экономического кризиса или "восшествия на престол" нового главы государства? На эти вопросы можно ответить по-разному - в зависимости от того, с какого угла посмотреть. В любом случае, ответы следует искать не в "важных частностях", к которым нас столь рьяно отсылает государственная пропаганда, а в сути проблемы, которая заключается в системном характере большинства нынешних российских недугов.
Взять хотя бы изрядно поднадоевшую (ввиду бесполезности дискуссий) тему борьбы с коррупцией. Ведь любому здравомыслящему человеку понятно, что коррупция при нынешней российской системе власти и управления является отнюдь не отклонением от нормы, а самой нормой. Следовательно, от нее нельзя избавиться ни увещеваниями, ни материально-организационными и кадровыми полумерами, ни даже угрозами суровых наказаний. Необходимы фундаментальные системные изменения, подрывающие сами основы существования коррупции - экономические, политические, социальные и психологические. Требуется сделать так, чтобы заниматься коррупцией стало не только опасно (с точки зрения неизбежности и строгости наказания), но и откровенно невыгодно (синдром "золотого теленка" или невозможность легализовать неправедно нажитое) - по крайней мере, для подавляющего большинства потенциальных коррупционеров.
И пусть никто не говорит, что сделать это сложно или, более того, в российских условиях практически невозможно. Это чистая демагогия! Кто, скажите, мешал нашей верховной власти с самого начала правильно (с точки зрения обеспечения нормального функционирования государственного аппарата) поставить организацию государственной службы, законодательно закрепив сугубо профессиональный характер пожизненного служения Отечеству? С подачи каких сил была вброшена и, похоже, уже во всю реализуется в высшей мере коррупциогенная идея о полезности "перетекания" кадров из бизнеса на госслужбу, и обратно? Наконец, как объяснить, что до сих пор в Российской Федерации не действует жесткое (адекватное серьезности положения) антикоррупционное законодательство, ставящее "в рамки" наше не в меру распоясавшееся чиновничество?
Впрочем, ответы на эти вопросы не входят в задачу автора настоящей статьи. Пусть их дают специалисты, глубоко и постоянно занимающиеся данной тематикой. Нас же больше интересуют конкретные условия и содержание предстоящей российской модернизации, органической составляющей которой должно стать, естественно, искоренение коррупции. Поэтому стоит вернуться к выяснению вопроса, поставленного в начале статьи: почему именно сейчас столь громко и страстно заговорили о необходимости новой российской модернизации?
Как представляется, это произошло во многом потому, что наши верхи уже не в состоянии скрывать от общества и окружающего мира прогрессирующую деградацию существующей в стране Системы, которую было бы правильно по-прежнему именовать ельцинской (последующие "модификации" лишь продлили жизнь Системы, но не изменили ее сути). Пока эта Система ещё работает - у нее достаточный ресурс для того, чтобы сохранить власть и капиталы в руках тех, кто ими обладают, держать "в узде" регионы, контролировать текущий политический процесс, активно воздействовать на умы и поведение большинства дееспособных граждан. При необходимости, Система без особого труда справится с любой внутренней угрозой не только существующему строю, но и сложившемуся порядку вещей. Она может обеспечить решение и других существенных для правящей элиты вопросов.
Единственное, что не может сделать ельцинская Система - это обеспечить поступательное, соответствующее требованиям ХХI века развитие страны. Просто потому, что она создавалась и укреплялась для достижения совершенно иных целей и решения совершенно иных задач. Ельцинская Система была хороша в условиях т.н. переходного периода, когда российские "демократы" добивали Союз и Советскую власть, когда они проводили невиданную в мировой истории, хищническую приватизацию национальных богатств, когда боролись за необратимость новых порядков. Наконец, когда исправляли "отдельные ошибки", допущенные в лихие 90-е, используя для этого инструментарий, имеющий немного общего с нормами современной демократии.
Сегодня же на первый план выдвигаются задачи совсем иного свойства. Например, стратегическая задача перехода от примитивной сырьевой экономики к эффективному народнохозяйственному укладу, опирающемуся на высокотехнологичные и наукоемкие производства третьего тысячелетия, которая для постсоветской Российской Федерации имеет значение, сравнимое с тем, какое для Советского Союза имела индустриализация огромной, разоренной социальными потрясениями и двумя войнами страны. Понятно, что задача подобного исторического масштаба не может быть решена обычными силами и средствами, для этого требуются экстраординарные усилия, полная концентрация ресурсов и высокая степень внутренней мобилизации тех, кому предстоит осуществить данный рывок.
Следует учесть и то важное обстоятельство, что грядущие изменения (если они, конечно, будут носить по-настоящему модернизационный характер) весьма существенно затронут жизненные интересы очень многих людей. Прежде всего, тех влиятельных социальных слоев и групп, которым два последних десятилетия было "на Руси жить хорошо", для которых расставание с нынешней Системой смерти подобно. Поэтому было бы совсем наивно полагать, что грядущую трансформацию удастся осуществить "в белых перчатках", одними лишь ненасильственными (читай: либеральными) методами, без принуждения и болезненной ломки некоторых устоев. Так не происходило нигде и никогда, какими бы цивилизованными ни были страны и народы, вставшие на трудный путь модернизации. Не произойдет и у нас, где великие свершения всегда добывались потом и кровью, а не интеллигентскими рассуждениями "о пользе перемен к лучшему".
Именно по этой причине в качестве ключевого сегодня выдвигается вопрос о главной движущей силе и социальной опоре модернизации. Фактически, это вопрос о том, кто (какая сила) возглавит процесс и на какие слои (прослойки) российского общества он (она) будет опираться, преодолевая сопротивление противников модернизации и организуя для созидательного дела ее сторонников? Будет ли это следование традиционным российским путем, когда необходимые изменения инициирует и осуществляет действующая власть, опирающаяся на государственный аппарат, силовые структуры и "прикормленные" слои населения? Или продвижение модернизационных идей возьмет на себя стремящаяся к власти политическая оппозиция, включая внесистемную, которая будет опираться на широкие массы недовольных своим положением граждан страны?
Как представляется, сегодня в более или менее чистом виде невозможен ни один из этих вариантов. Действующая власть, если рассматривать ее как единое целое, слишком отягощена ельцинским наследием и своим ярко выраженным классовым характером, чтобы возглавить процесс, одним из важнейших практических результатов, наряду с научным и технологическим прорывом, должно стать утверждение в России социально более справедливого жизнеустройства (модернизация, которая не ведет к сокращению разрыва между социальными полюсами, по большому счету, никому не нужна). Постсоветская же оппозиция у нас традиционно зациклена на прошлом (националисты - имперском, коммунисты - советском, либералы - раннедемократическом) и не склонна искать новые идеи и подходы вне привычных схем. Если к этому присовокупить политическую раздробленность и организационную слабость оппонентов действующей власти, то становится понятно, что ни о какой самостоятельной роли оппозиции в модернизационных делах сегодня не может идти и речи.
Означает ли это тупиковость ситуации, констатацию того, что в современной Российской Федерации реально некому осуществить столь необходимую модернизацию? Вовсе нет. На мой взгляд, такая задача вполне по силам стратегическому союзу между "модернизационистской" фракцией правящего класса (неважно, кто конкретно ее возглавит - действующий президент, премьер или ещё кто-либо из властной верхушки) и прогрессистским крылом оппозиции (как системной, так и внесистемной), вне зависимости от ее политического или идеологического "окраса". Главное, чтобы потенциальных партнеров объединяло близкое по смыслу видение будущего страны и основных путей его достижения, а также они были готовы к серьёзным компромиссам ради достижения общей цели.
Здесь мы вплотную подходим к центральной теме - к условиям подобного союза, которые одновременно могли бы являться условиями предстоящей модернизации. Во-первых, при выдвижении и обосновании любых модернизационных идей, стороны должны исходить из того, что ключевой фигурой перемен станет т.н. средний россиянин - законопослушный гражданин, занятый производительным трудом любого вида (физического, умственного), благосостояние которого, как материальное, так и нематериальное, будет выступать в качестве основной гарантии социального мира и политической стабильности в стране. Должен действовать неизменный принцип: что хорошо среднему россиянину, то хорошо России. И наоборот. Возможно, только так удастся мобилизовать для благого дела творческую энергию и энтузиазм миллионов рядовых сограждан, у которых ещё в свежей памяти Великий обман эпохи перестройки и "демократических реформ", и которые вряд ли ещё раз поверят в старую сказку про "равные шансы для всех".
Во-вторых, стороны должны согласиться с тем, что модернизация открывает принципиально новый этап в развитии страны, исключающий реставрацию порядков, существовавших в имперской, советской или ельцинской России. Это, естественно, не предполагает отказа от интеграции в новую Систему отдельных элементов организации государственной и общественной жизни, характерных для тех политических эпох. Особенно, если эти элементы, в целом, оправдали себя в прежние времена и могут быть эффективно использованы для достижения новых целей. Например, могла бы идти речь о воссоздании мощной и разветвленной, обладающей широкими полномочиями системы государственного контроля (советский аналог - народный контроль), призванной обеспечивать рациональное использование государственных ресурсов и высокую действенность работы государственных органов и организаций по выполнению поставленных перед ними государственных задач. Помимо всего прочего, появление госконтроля имело бы огромное значение и как отчетливый сигнал всем "заинтересованным", что с вольницей ельцинского типа покончено.
В-третьих, стороны должны прийти к взаимопониманию в том, что никакая модернизация страны невозможна без существенного повышения уровня социальной и политической конкуренции, без включения "социальных лифтов" как важнейшего инструмента массовой мобилизации и широкого приобщения к делу доселе не востребованных людей из числа профессионально подготовленных и социально активных граждан различных взглядов и мировоззрений. Эта часть населения должна иметь возможность беспрепятственного и полноценного участия в политическом процессе и государственном управлении, как на местном, так и на региональном и федеральном уровнях, в том числе посредством института свободных выборов и "призыва" на службу в государственный аппарат. Естественно, при строгом обязательстве оппозиции не использовать открывшиеся возможности для "раскачивания лодки" или достижения целей, выходящих за рамки согласованных модернизационных планов.
В-четвертых, стороны должны условиться о приемлемых формах постоянного диалога между властью и оппозицией, в рамках которого, собственно, и должны вырабатываться, обсуждаться и согласовываться все основные решения, имеющие отношение к модернизации. Особенно те из них, реализация которых затронет жизненные интересы больших групп населения, повлечет за собой определенные социальные издержки либо потребует такой концентрации сил и средств, которая может быть достигнута только мобилизационным путем. В этой связи может идти речь, в частности, об организации постоянно действующего "круглого стола" с участием значимых представителей официальной власти и самых разнообразных общественных и политических сил, включая партии (как парламентские, так и непарламентские), профсоюзы, женские, молодежные, ветеранские и правозащитные организации, и т.д. Одновременно должно быть исключено всякое публичное политическое противостояние на улицах и площадях городов и других населенных пунктов, равно как и наложен своеобразный "мораторий" на протесты, связанные с перекрытием транспортных магистралей или блокированием важных объектов.
Наконец, в-пятых, стороны должны договориться о формах взаимного контроля и ответственности за безусловное выполнение принятых на себя обязательств. Это, пожалуй, одна из самых сложных проблем, поскольку она выводит непосредственно на главную российскую беду - тотальную безответственность основных участников государственной и общественно-политической жизни (как тех, кто уже добился власти, так и тех, кто к ней только стремится). Мало того, что в нашей стране отсутствует исторически сложившаяся традиция реальной ответственности правителей за последствия их правления - не наблюдается ни малейшего желания создать такую традицию со стороны политиков и государственных деятелей, считающих себя демократами. Не лучшим образом обстоит дело и с ответственностью за судьбу страны в среде политических оппонентов действующей власти. Возможно, именно по этой причине любая "неуправляемая" смена власти, и это ярко показал Великий и Ужасный ХХ век, в России чревата революционными потрясениями и гражданской войной, или, что ничуть не лучше, - крушением государства.
Всеобъемлющая модернизация, в которой так нуждается наша страна, может и должна положить этому конец. Прежде всего, закладывая основу для отношений нового типа между обществом и властью, гражданами и государством, управляющими и управляемыми, формируя новые политические традиции, позволяющие безболезненно и с пользой для России соединить проверенный веками национальный опыт и лучшие достижения современной демократии. Только после того, как это будет сделано (фактически - создана качественно новая Система), наступит время для фундаментальных экономических и социальных реформ, способных в ХХI веке вернуть стране ее законное и абсолютно заслуженное место в ряду ведущих мировых держав. Сегодня, к сожалению, никто не поручится за то, что эти усилия будут плодотворными. Однако очень важно не упустить исторический шанс. Не исключено, последний.
Станкевич Зигмунд Антонович
доктор юридических наук, научный руководитель Института национальной стратегии реформ, г. Москва
http://ni-journal.ru/archive/14928136/n_5_2009/9e2be821/9d291403/
