Музыкант и режиссер старается жить обыкновенной, нормальной, семейной человеческой жизнью
За десять лет существования казино Конти на сцену Гигант-холла выходили сотни звезд, но лишь Гарику Сукачеву недавно удалось дать два концерта подряд. Причем оба аншлаговых, полностью живых, с прекрасным саундом, очень горячей публикой. Странно, его клипы практически не ротируются на ТВ-каналах, а концерты Гарика сегодня, как и десять-пятнадцать лет назад, собирают полные залы. Публика у него особая: умные лица, выдержанный стиль в одежде, внешне сдержанные манеры. Такие люди не станут тратить время на дешевые ТВ-ток-шоу! Похоже, любителям творчества Сукачева плевать на то, что чистые рокеры во главе с Юрием Шевчуком называют Сукачева московской блатной песней, упрекают в попсовости, в эстрадности. Для этих зрителей Гарик - по-прежнему символ честности, порядочности, многогранного таланта, российской удали. И действительно, несмотря на свой небольшой рост и отнюдь не гигантские габариты, он - типично русский богатырь. Своим голосом одолеет любого силача, западет в любую душу. Он свой до мозга костей. Корни Гарика крестьянские, он закончил железнодорожный техникум, затем - Липецкое культпросветучилище. В свои 43 года он однолюб, хороший отец, патриот (столько хороших песен о войне спел!), обладатель джипа, хозяин роскошного кота по имени Блюз, экс-лидер группы Бригада С, лидер группы Неприкасаемые. А теперь еще киноактер, а также кинорежиссер, снявший два весьма впечатляющих фильма - Кризис среднего возраста и Праздник.
- Гарик, наша рубрика называется О главном. Как вы считаете, должен ли человек вашего активного зрелого возраста то и дело задумываться о главных вещах или они могут быть забиты в него в детстве, и нужно просто следовать главным заповедям?
- Все мы разные. Одному нужно постоянно задумываться о главном, а другому это вообще не требуется. Но если человек относится к себе не как к портянке или не как к себе любимому, а немножко отстраненно, то, конечно, ему необходимы размышления о вещах и понятиях несуетных.
- Стало быть, вас часто посещают такие мысли! Особенно с возрастом...
- Достаточно часто. Дело не в возрасте. Вряд ли существует такая грань: с такой-то поры я стал относиться к себе всерьез, а раньше таким не был. Подозреваю, что все в человеке закладывается чуть ли не с факта рождения, от самых первичных привязанностей, которые ты впитал с молоком матери. Я нахожусь сейчас в таком возрасте, когда каждый год теряешь друзей, близких. Постепенно начинаешь и с этим смиряться, что по-своему неплохо. Появляется надежда на то, что с годами придешь к состоянию хорошего внутреннего спокойствия (не успокоенности!), когда можно будет даже к самым серьезным вещам отнестись бережно, но трезво, разумно. Учиться привыкать тоже неплохо... Молодость и юность - это энергия одновременно разрушения и созидания, а зрелость дает большие шансы приобрести к преклонным годам какой-то тихий и глубокий жизненный опыт. Мемуары великих людей мы начинаем по-настоящему понимать не в 20-25 лет, а гораздо позже. Читаю, и у меня возникает восхищение перед теми стариками, которые не растеряли своей жизненной силы и еще поделились со мной, при этом ничему не поучая.
- Нет ли такой опасности, что если человек чересчур много задумывается о главном, то начинает, как ваш коллега Константин Кинчев, и в творчестве мыслить религиозными образами, символами либо, как другой ваш друг - Иван Охлобыстин, вообще принимает сан священника?
- У каждого своя судьба. Такие резкие перемены в судьбе - это, наверное, наша евразийская черта, нелогичная, нерациональная. Иван, на мой взгляд, более цельный и более успокоенный человек, чем Костя, хотя никого не берусь судить. Но у меня есть какое-то грустное чувство по этому поводу. Может быть, лучше было сделать один выбор, чем жить меж двух огней. Русская интеллигенция не только в религию уходит, а еще, например, уезжает жить в деревню. Это вообще лишено логики. Всем фактом своего рождения и воспитания эти люди - антидеревенские. Сущность жизни абсолютно разная, и я говорю это вовсе не потому, что у меня корни деревенские. Но я очень хорошо понимаю, почему Есенин так не любил деревню и так воспевал ее, почему страшно стеснялся своей сестры и матери, когда они приезжали к нему. Это разные миры.
- Не может случиться такого, что Охлобыстин вернется к светской жизни?
- Его таланты необыкновенно широки. У него память вселенской губки. В нем столько намешано: эпикурейство и одновременная этакая русская гапоновщина. Он чрезвычайно серьезный человек, но при этом хохотун. Куда Ивана выведет кривая, никто не знает. Но в вопросах веры он злой поп, в своей богобоязненности недекларативен. Может быть, Иван столь популярен, так волнует людей, потому что все его декларации относятся к нему лично, он никому ничего не предлагает. Он сейчас служит в трех церквах в Москве, живет в Тушине, у него четверо детей, он не прекращает заниматься творческими проектами, получая на то благословение своего духовного наставника. Кроме всего прочего, входит в комиссию президента по вопросам религии. В общем, по-прежнему ведет чрезвычайно активный образ жизни. Сейчас вообще много современных молодых церковнослужителей ходят на вполне светские мероприятия, слушают современную музыку, и такое обновленчество с низов мне нравится...
- Глядишь, доживем до того, что, как в католических церквах на Западе, в наших православных храмах запоют рок-н-ролл!
- Нет, такого не будет. Если и произойдет, то, к сожалению, не при нашей жизни и не в следующем столетии.
- К сожалению?
- Думаю, да. Католичество более рационально, прагматично и поэтому более массовое. В этом смысле наша церковь не идет в ногу со временем, наоборот, диктует прогрессу свои точки отсчета, а прогрессу, как известно, на это наплевать.
- А что происходит с другим вашим близким другом - Дмитрием Харатьяном? Газеты пестрят сообщениями о том, что кинозвезда, любимец женщин, нынче на глазах спивается...
- Пишут все кому не лень, а правды мало. Нельзя говорить о том, что Дима спивается, но о том, что у него сейчас тяжелые времена, говорить можно. Конечно, у нас, его друзей, возникает желание помочь, но надо быть реалистом (я сам прошел через подобное!): пока у человека не возникнет потребности помочь самому себе, все усилия извне будут тщетны. Хотя доброе отношение необходимо. Наверное, это и есть поддержка в трудную минуту.
- Интересно, если бы вы сейчас снимали Кризис среднего возраста (фильм, где режиссером был Сукачев, пригласивший на главную роль Харатьяна. - Прим. авт.), то Дмитрий сыграл бы свою кризисную роль более глубоко, ярко?
- Он и тогда сыграл то, что мне хотелось. Я специально не пересматривал этот фильм, но полгода назад случайно наткнулся на него на одном из ТВ-каналов и посмотрел финал. У меня не возникло к актеру Харатьяну никаких претензий. Я могу казаться хвастуном, но я глубоко убежден, что был первым человеком, который прочувствовал необходимость у Харатьяна в перемене его амплуа. Я был уверен, что он прекрасный драматический актер, хотя он мне ни слова не говорил по этому поводу. В Кризисе среднего возраста для меня не возникало вопроса: кому доверить главную роль? Только Харатьяну! Он вообще по сути играл самого себя.
- С того момента и другие кино- и театральные режиссеры стали предлагать Харатьяну разнохарактерные роли...
- Был сделан толчок в правильном направлении. Актер ведь это подневольная профессия. У любого режиссера есть любимый ансамбль, в котором даже самым известным актерам отводится весьма узкое амплуа. Выйти из него трудно и режиссеру, и актеру.
- Любопытно, а мог бы Сукачев сыграть нечто совершенно противоположное своему традиционному имиджу: не московского хулигана с сигаретой, а джентльмена с сигарой или, к примеру, вальяжного политика?
- Думаю, смог бы. Пока не было конкретных предложений. Вряд ли какой-то материал будет для меня неожиданным. Я ведь как режиссер сам умею требовать этого от других актеров, а значит, в состоянии понять любую роль, прочувствовать, оценить. Ну а уж насколько хорошо сыграл бы - не мне судить.
- Я читал, что ваш первый фильм - Кризис среднего возраста, был снят за очень небольшие деньги и вообще начинался как история из нескольких клипов, а второй фильм, Праздник, вы вообще сняли на свои деньги, заработанные на концертах... Уникальнейшая ситуация: режиссер, снимающий кино на свои деньги! Такое может быть только в России?
- Почему? Гай Ричи тоже ведь взял взаймы деньги, на которые потом снял Карты, деньги, два ствола...
- Так он взял взаймы, а вы вложили свои!
- Я и вынул из кармана свои, и взял взаймы под банковские проценты, а потом очень долго возвращаем. С одной стороны, этого действительно не делает никто. С другой, уверяю вас, в этом нет ничего необыкновенного или бравурно-героического. Потому что, кроме меня самого, это не нужно было никому.
- Как же, а зрителю?
- Я не мог тогда анализировать: будет ли коммерческий успех, удастся ли вернуть деньги?! Меня, честно говоря, занимали другие проблемы. И главное - я чувствовал необходимость любой ценой сделать эту работу. Пусть нелогичным, глупым путем, но сделать. У меня очень простая точка отсчета: что же я в конечном итоге получил взамен денег? Только то, что мне в дальнейшем в какие-то минуты собственной жизни будет чем гордиться перед самим собой.
- Будет что сыну показать!
- Тем более что он снимался у меня.
- Гарик, копите ли вы сейчас деньги на свой третий фильм?
- Нет, конечно. Та ситуация относилась только к Празднику.
- Каким будет следующий фильм?
- Меня больше всего интересует драматическое искусство, и следующий фильм опять будет драмой. Но когда-нибудь я хотел бы снять веселую, легкую комедию. Когда Рома Качанов снял ДМБ, а я еще за пару лет до того читал этот сценарий Ваньки Охлобыстина и мечтал, чтобы он отдал его мне. Узнав, что ДМБ снят другим, я помню, как минут на десять погрузился в состояние страшной, черной зависти, невзирая на то, что Рома - один из самых близких моих друзей. Как бы то ни было, я понял, что съемки кино - процесс тяжелый, длительный, кропотливый и в нем нет места тому нерву, с которым я снимал Праздник. Нерв этот мешает драматическому кино и вообще драматическому искусству. Некая отстраненность все-таки необходима в этом роде деятельности.
- Так скоро мы увидим плод ваших отстраненных стараний?
- У кино свои законы, и десять лет там - ерунда (улыбается). Я сделал достаточно стремительно две картины в течение четырех лет. Это был некий подарок судьбы, и дальнейшей своей жизнью в этой профессии я должен распоряжаться несколько иначе. То есть совсем не спешить. У меня есть проект на 2003 год, который мы будем делать вместе с Алексеем Гуськовым (продюсер и актер, ставший знаменитым после картины Таежный роман. - Прим. авт.). С Наташей Павловской, моим соавтором, мы написали сценарий - Лучшие из них. Это экранизация рассказа Фрида и Думского, написанного в конце 40-х, когда они сидели в сталинских лагерях. Как известно, студентами ВГИКа они попали в лагеря, а вернулись в институт лишь спустя десять лет, став великими кинодраматургами. И вот, будучи совсем молодыми людьми, они написали небольшой рассказ, который есть в книжке Валерия Фрида. Сценарий мы подали на Госкомиссию, которая должна быть совсем скоро. Надеюсь, наш проект утвердят на 2003 год. Если этого не случится, будем подавать документы на 2004-й.
- Если в кино вас можно назвать молодым творцом, то в рок-н-ролле Сукачева все чаще называют живой легендой, классиком... Как себя чувствует еще молодой, полный сил мужчина 43 лет в роли легенды?
- Да никак! (Смеется.) Отношусь к подобным вещам с улыбкой. Уверяю вас, меня подобные лавры никак не греют. Слова есть всего-навсего слова. Я понимаю, что у меня уже взрослый семнадцатилетний сын, что у молодежи своя жизнь, уже тайная для нас. А тайная наша жизнь, которая была секретом для наших родителей, давно за бортом. Тем не менее я вижу какие-то, как сейчас говорят, респекты (проявления знаков уважения. - Прим. авт.) молодежи по отношению ко мне, и мне, как взрослому человеку, это нравится. Но не более того. А насчет того, легенда я или нет, - глупости все это. Стараюсь жить обыкновенной, нормальной, семейной человеческой жизнью, никак не превращая ее в жизнь звезды.
- Журналисты часто восхищаются тем, что такой рокер, как Сукачев, в жизни однолюб, примерный семьянин, хороший отец... А я вот хочу восхититься вашей женой Ольгой, которая на протяжении двадцати лет терпит рядом с собой такого непростого человека!
- Друзья нашей семьи, люди, знающие нас много лет, конечно, к Ольге относятся с огромной симпатией. Может быть, это связано с тем, что мы - совсем разные люди, но тем не менее всю жизнь вместе...
- Редкостный случай!
- Да бросьте вы! Не думаю, что мы - такое уж редкое явление. Почему-то никто не говорит про Володю Шахрина (лидера группы Чайф. - Прим. авт.), который точно так же со своей женой вместе со школьных лет и воспитали двух взрослых дочерей. Сергей Галанин (бывший коллега Сукачева по Бригаде С, ныне лидер группы Серьга, красавец мужчина! - Прим. авт.) со своей женой Ольгой учился в одном классе. И таких примеров немало. Просто есть люди, у которых много семей, и в этом они находят свои прелести, но моя жизнь сложилась таким образом, и меня это совсем не удивляет. Я думаю одно: очень здорово, что мы с Ольгой так дружны.
- Гарик, поделитесь своими музыкальными планами!
- Закончил пластинку, ума не приложу, как ее назвать. Она выйдет в феврале, и, конечно же, мы сыграем в Москве и Питере концерты по этому случаю.
- Опять - акустика?
- Да, акустика. Но это завершение какого-то этапа, и пока не очень понимаю, куда двигаться дальше. У меня сейчас такая неплохая пора наблюдений. С одной стороны, нет никакого тупика впереди, а с другой - уже есть довольно большой опыт так называемой акустической музыки. Она не то чтобы мне надоела (скорей наоборот), но стала мне совсем понятной. В течение почти восьми лет примерно раз в год я выпускаю акустическую пластинку. Что теперь мне станет интересно? Даже не знаю, но смотрю на это спокойно, не ломаю копий, решение придет само собой. Наверное, еще какая-нибудь страничка будет перевернута, причем не собираюсь делать из этого пиаровских акций. Перелистну эту страничку тихо...
- В новом диске, у которого еще нет названия, записаны ваши песни?
- В основном мои. Но есть и исключения. Странный романс Ночь светла - финальная песня диска. Еще одна песня Осень, которую я вообще-то пою под гитару с детства, но никогда не записывал. Я думал, это уличная московская песня, но оказалось, это не так. Осень, она не спросит, осень, она придет написала в 1963 году в семнадцатилетнем возрасте Ирина Левинзон, проживающая сейчас в Германии. Есть понятие дворовые песни, а есть еще и такое - московские песни. Они вышли из недр как раз той молодежи, которая потом стала называться бардами и представлять бардовское движение. Такие юные интеллектуалы, романтики начала шестидесятых. В детстве я знал, пел и любил большое число таких московских песен. Естественно, пел не совсем правильно, а так, как помнил с детства. В поисках верного варианта обратился к помощи своего сайта в Интернете и сначала узнал, что у песни есть конкретный автор - Левинзон. Тогда стал искать этого мужчину. Потом решил, что этот автор, наверное, уже ушел в лучшие миры, если я эту песню знаю с детства. В итоге выяснилось, что автор и музыки, и стихов - женщина, которая, к счастью, жива-здорова. Записал я и еще одну песню - Ботик, которая приписывается Юрию Визбору, во что я, правда, не совсем верю. Найдя запись Визбора, я понял, что музыка мне совсем не нравится, и написал свою мелодию к этим стихам. Даже не написал, а скорей адаптировал, потому что у меня всегда внутри была какая-то своя музыка: Ну что ж вы ботик потопили, гады, ведь в нем был старый патефон. Я использовал утесовские интонации, так что мелодия получилась собирательной. И наконец, песня Как по улице Майорова, посвященная Питеру. Написал ее мой старый друг Дима Певзнер (мы с ним когда-то вместе написали такие вещи, как Моя маленькая беби, Гады), который давно живет в Америке и уже отошел от поэзии. Все самое выдающееся он написал до своих 23 лет, так что воплотил в себе синдром Артюра Рембо. Как по улице Майорова мы пели молодыми ребятами, московскими обэриутами, приезжавшими в Питер просто погулять. Вместе с Ольгой мы сбегали в Питер, чтобы посидеть у сфинксов, съездить в Петергоф, - чудесная пора. В этой песне - моя очень странная любовь к вашему городу. На большое количество процентов я человек по духу своему питерский, у меня здесь много родственников, друзей. И тем не менее я абсолютно московский человек.
- В свое время вы дали сольный концерт на сцене МХАТа (затем вышел диск с записью этого выступления!), довольно тесно общались с Олегом Ефремовым, дружили с его сыном Михаилом и даже пытались вместе с группой молодых творцов совершить вторжение во МХАТ... Нет ли у вас желания теперь продолжить это вторжение на театральные подмостки?
- У меня нет такой необходимости. Если бы я и появился в антрепризе, то вряд ли в роли актера, а скорей - как режиссер. Но пока не испытываю отчаянного желания что-то поставить. А если не возникает, тогда зачем все это. Ну а возможность есть всегда. Я всегда говорю, что если бы не Миша Ефремов и не Олег Николаевич, который просто любил нашу компанию, то вряд ли бы у меня что-то сложилось в театре. Меня ведь туда привели как бычка на веревочке, и Ефремов-старший сказал: Я хочу с вами работать, я вижу вас. Он считал нас московскими нонконформистами, хотя мы, наверное, к тому времени таковыми не были. Может быть, он просто видел в нас то, что ему хотелось видеть. Он нам дал возможность прикоснуться к МХАТу, и мы ею воспользовались. Нам было хорошо вместе, а такое случается однажды. Мы внешне куражились, как мальчишки, но сделали очень важные вещи, по крайней мере для себя.
- Как работал ваш режиссерский дуэт с Ефремовым-младшим?
- Тяжело. Я же не Немирович-Данченко, а Миша не Станиславский (улыбается). Я очень авторитарен, и Миша очень авторитарен. Конечно, мы не два медведя в одной берлоге, но мне всегда удобней, когда Ефремов - мой актер. А два режиссера в одном проекте - это отдельный талант. Когда мы работали вместе, то внутри меня шла какая-то борьба. Хотя кое-что у нас получалось: из Мишки как бы фонтан бьет, а из меня - грязная труба. Когда это совпадало, был результат - не даром же нам дали Чайку за сезон 1995 - 1996 года. Сейчас уже много молодежи ходит в театр, но тогда была другая ситуация. И наша небольшая заслуга, что какая-то часть рок-н-ролльной, продвинутой молодежи пришла в театр благодаря нашим стараниям.
- Вы уже на ты с Интернетом?
- Не сказал бы. Но мне очень нравится та очень приличная публика, что объединилась вокруг моего сайта. Это вовсе не фанаты Сукачева, и только, а люди с широким кругозором. Например, полгода назад они в сети сами проводили семинар по творчеству Алеши Димитриевича. У нас большой литературный раздел, и вообще люди из разных городов с удовольствием общаются друг с другом на достойном интеллектуальном и культурном уровне.
- Почему на обложке вашей книжки Там, где кончается дождь написано Игорь Сукачев, а на титульном листе внутри - Гарик Сукачев?
- Я сам удивился! Когда несколько лет назад меня стали называть по имени-отчеству - Игорь Иванович, то меня это не то что коробило, но казалось странным. А потом я нашел этому объяснение. Просто в русском языке если хотим уважать человека, то называем по имени-отчеству. Нам это приятно. Наверное, кому-то стало и меня называть так приятно.
- Игорь Иванович, Гарик, за пятнадцать лет работы на сцене вы дали великое множество концертов. Можно ли сказать, что каждый из них неповторим? Было ли в концертах в Гигант-холле что-то такое эксклюзивное, что можно будет вспоминать годы спустя?
- Мне важней другое: не напирать на эксклюзив, а честно делать свое дело. Как гласит старая театральная шутка: артист - так будь уж добр! Если люди приходят провести вечер с хорошим настроением, то в этой истории они - главные, а я только обслуживаю их настроение. Я это давно усвоил.
Михаил САДЧИКОВ
Газета "Смена", Санкт-Петербург
