Максим Никулин, сын знаменитого "Балбеса" и директора цирка, сегодня продолжает семейную традицию и руководит цирком на Цветном бульваре. Он хочет открыть студию клоунады, о которой мечтал отец, пробует совместные проекты с театром и балетом, и берет слонов на прокат.
Газета "АиФ. Москва" взяла у потомственного директора цирка на Цветном бульваре интервью.
- Максим Юрьевич, цирк всегда считался искусством отважных. Если в кино или в театре зрителя можно обмануть, то в цирке "без дураков": и полеты под куполом на головокружительной высоте, и львы без клетки.
Все это требует колоссального труда. В наше время повального бизнеса, легких денег не стала ли профессия циркового артиста дефицитной?
- Легкие деньги? Приезжает, например, наша программа в какой-нибудь город, а там спрашивают: "Вы в самом деле цирк Никулина? А то тут до вас тоже выступали, говорили, что из Москвы, с Цветного бульвара... Такую халтуру показывали!"
- Почему же вы с ними не судитесь? Ведь вам нанесен ущерб!
- А какой смысл судиться? Пока суд да дело, самозванцы денежки "срубили" да разбежались. А про молодежь вы спрашиваете, так сами видели сегодня - есть на что посмотреть, есть перспектива.
У нас беда в одном - нет студии, а поскольку мы частная компания, нет бюджета на это. Хотя мы переросли свой статус. Если раньше были "прокатной площадкой", сейчас у нас целый "завод": пошивочный и постановочный цеха, режиссеры, художники по костюмам плюс транспорт, гостиница.
Спонсоров нет, все на свои деньги. Но все-таки мы откроем студию клоунады, о которой отец мечтал.
- Несколько лет назад в вашем цирке совместно с театром "Ленком" шел роскошный спектакль "Тот самый Мюнхгаузен". Янковский летал под куполом, Чурикова рискованно себя вела. Прекрасный опыт совместной постановки. Будут ли продолжения?
- Будут. Например, детский спектакль, поставленный совместно с Андрисом Лиепой. Нет, это не балет, но что-нибудь с балетной пластикой будет обязательно.
Еще есть проект симфонического цирка. В идеале это выглядит так: симфонический оркестр с Башметом или Спиваковым во главе играет что-нибудь модернизированное симфоническое, а видеоряд - это цирковая программа, дополняющая то, что композитор хотел сказать в музыке.
- А согласятся ли такие серьезные мужи на цирковой эксперимент?
- Я знаю, они люди неконсервативные, хотя лично с ними еще не говорил. Сейчас очень большая интеграция в искусстве, так что, если договоримся, будет очень интересно.
Хотя цирк - вещь достаточно своеобразная. Новое должно вырасти из старого. Иначе мы обманем ожидания зрителей. В нашей жизни и так все поменялось до неузнаваемости, так что в цирке должен быть элемент здорового консерватизма.
Ведь в подсознании цирк у каждого в памяти - с детства, а это самые светлые воспоминания.
- Но все же сколько можно смотреть, как кидают булавы, к примеру?
- Сейчас смотрят, не сколько кидают предметов, а как. Изменилась эстетика. Жонглеры есть такие, которые работают всего-то с тремя шарами. Но как они это делают!
- Есть ли в вашем цирке животные?
- Конечно. Собаки, например. Одни работают в программе, другие уезжают в Испанию по контракту, зарабатывают деньги для нашего цирка.
С обезьянами пока неувязка: одни выросли, и с ними опасно работать, а другие еще не выросли.
Мы занялись конным цирком. Лошади - это основа программы, но сейчас они становятся редкостью - старики уходят, специалистов не хватает, да и самих лошадей тоже.
- Пропал интерес к лошадям?
- Нет. Просто это дорого, долго и трудно. Проще подготовить одного жонглера, чем конный номер - его нужно год делать.
Потом, у лошади должны быть жилье, еда, ей нужны дорогие красивые наряды, сбруя, но мы пошли на все это. Подготовили конный номер "Скифы", костюмы там красоты неописуемой, все разовое, ручной работы.
- А слоны есть у вас?
- Своих нет, но с осени берем "напрокат".
- А сколько стоит слон?
- Не знаю, но дорого. Маленький, наверное, тысяч 50 долларов. Но, если мы почувствуем, что слоны тоже "исчезают", заведем своих.
Это - инвестиция в искусство. 50-60 тысяч "зеленых" стоит программа, а мы их меняем 3 раза в год, чтобы не потерять зрителя.
- Максим Юрьевич, у вашего кабинета висит скромная табличка "Директор". Она досталась от отца?
- Конечно. Отца и так все знали, без его многочисленных регалий, а у меня их просто нет. Да если бы и были, какая разница? Человек должен к себе относиться с самоиронией, иначе ведь спятить можно.
- Руководить сложно?
- У меня много помощников, а я просто должен быть в курсе всего, что происходит. Это в плане администрирования.
Творчеством же руководить невозможно. Для этого есть режиссеры, педагоги, а я смотрю программы как зритель, ведь к нам же ходят неспециалисты на спектакли, вот я и смотрю глазами зрителя.
- Наверное, Юрий Владимирович так же относился к своей директорской должности... У вас на столе - маленькая бронзовая фигурка Никулина-старшего. Часто ли с ним "советуетесь"?
- Да нет, так, чтобы воздевать глаза к небу, - нет. Когда он был жив, мы жили как бы параллельными мирами, но никогда не теряли друг друга из виду.
А по-настоящему я узнал отца лишь в последние три года совместной работы. Это был человек очень упрямый, при всех его положительных качествах.
Я, например, показываю ему проект программы. Он смотрит и вдруг натыкается на какую-то фамилию. "Если он будет участвовать в программе, то я - нет". И никакие доводы не могли сломить его решения.
- У входа в цирк зрителей встречает Юрий Никулин, как бы выходящий из автомобиля. Работа известного московского скульптора Александра Рукавишникова. Как родилась такая идея?
- Рукавишников и на Новодевичьем делал надгробие. Мы с мамой были несколько раз у него в мастерской на Арбате, и однажды он показал небольшой макет вот этой самой скульптурной композиции, что рядом с цирком. Нам очень понравилось.
Как-то наш оператор, выходя из цирка за полночь, видел, как подвыпивший гражданин что-то громко рассказывал Юрию Никулину, "за жизнь, жаловался"... Живые цветы всегда у памятника - это люди приносят.
http://www.aif.ru/moskva
