Готовясь к встрече с Генрихом Боровиком, ловил себя на желании щегольнуть выражением "феномен Боровика".
Действительно, довольно быстро выведенная к зениту в самом начале 70-х звезда популярности этого столпа советской политической журналистики не закатывалась. Сегодня он народный депутат СССР, председатель Советского комитета защиты мира, секретарь правления Союза писателей СССР. Общий тираж его книг, изданных в разные годы, - свыше 6 млн.
Западная Европа, США, Афганистан... Обозревателям, политически просвещающим народ, было дано увидеть несоизмеримо больше, чем высказать.
- Генрих Аверьянович, вам еще тогда, во времена директивного единодушия, приходилось встречаться с советскими правозащитниками.
Листая старые подшивки, мы с удивлением встречаем, например, среди подписавших заявления против Сахарова имена многих известных общественных деятелей, в том числе и Чингиза Айтматова. Сегодня они, видимо, придерживаются иной точки зрения. Претерпевало ли изменение ваше нынешнее отношение к правозащитникам, когда Президент СССР запросто общается с этими людьми в день открытия Сахаровского конгресса?
- В те годы, да и сегодня, я с болью воспринимал каждое недоброе слово, сказанное в адрес моей страны. Тогда действительно казалось, что каждый из них - враг. Я и теперь далек от мысли, что абсолютно всеми ими двигали абсолютно чистые побуждения. Однако среди них встречались действительно порядочные люди. Такие, как А.Д.Сахаров. Я и тогда испытывал большое почтение к этому человеку, зная его заслуги перед советской наукой в деле укрепления нашей обороны. И конечно, никаких заявлений не подписывал. Однако многие его политические взгляды, особенно на взаимоотношения с Соединенными Штатами, мне казались наивными. Я ведь, как журналист-международник, считал себя гораздо более компетентным в международной политике.
- Вы видели непосредственные результаты советской внешней политики, например в Афганистане...
- ...А когда вернулся, был удивлен, сколь мало осведомлен - не народ, а руководящий состав государства о том, что там происходит. Войска в Афганистане действовали совершенно без учета местных особенностей. Не говоря уже о взаимоотношениях с местным населением. Приведу такой пример. Вертолеты имели броню только с днища, бока были совершенно незащищены. А летать-то приходилось очень часто между гор, вдоль ущелий. Подбить такой вертолет не составляло большого труда.
Шел 1979 год. Я написал письмо Брежневу с изложением того, что меня поразило, и своих соображений по афганистанским проблемам. Долго, безуспешно пытался передать его Брежневу через помощника-референта, с которым был знаком.
Нужно сказать, что с 1976 года Брежнев был уже очень болен. Кого к нему допустить, кого нет - решала секретарша по имени Галя. Даже референта она могла неделями не пускать к шефу. Наконец мое письмо было передано. Через неделю звонит мне начальник ГлавПУРа генерал Епишев: "Почему вы очерняете действия Советской Армии и ее командования?.. Вы что, не согласны с политикой партии?..".
Маленький штрих: все мои коллеги-журналисты, побывавшие в Афганистане, получили награды - кто орден, кто медаль. Я же не удостоился даже благодарности. Понятно, что писать о том, как солдаты сажают деревья, не хотелось.
- Такая "крамольная" мысль: Советский Союз всегда был выгоден капиталистическому Западу как поставщик дешевого сырья и рынок сбыта всего - от зерна до устаревшей техники. В то же время Запад пугала растущая военная мощь Союза. Сегодня,когда в результате разоружения военная угроза уменьшилась, развитые страны как никогда заинтересованы в нынешнем состоянии нашей экономики: полуразвалившейся, но управляемой из центра. В том же заинтересовано и нынешнее союзное руководство...
- Ну, насчет снижения угрозы... Мы еще способны своим ядерным оружием 22 раза уничтожить все живое! Да и США тоже. Что же касается экспорта - увы, мы всегда расплачивались только сырьем. А в то время наращивали военные "мускулы". Это было совершенно не нужно. Ведь уже тогда было ясно (нам, международникам, по крайней мере): нападать на СССР никто не собирается.
В сохранении Союза заинтересованы все мыслящие люди и у нас, и на Западе. Ведь распад государства на "удельные княжества", да еще с ядерным оружием, чреват непредсказуемыми последствиями. С другой стороны, в этих самых "княжествах" возникает опасность возникновения диктатур.
У нас, это всем ясно, легче восстановить экономику, действуя в едином экономическом пространстве, а не на своих "15 сотках".
- Но ведь диктатура и даже фашизм могут зародиться и в центре. По крайней мере демократы были
очень встревожены предложением Президента приостановить действие Закона о печати. Что вы считаете более вероятным и более опасным: диктатура в центре или зарождение мелких диктатур в отдельных республиках?
- Страшно и вероятно возрождение диктатуры и в центре, и на периферии. Если это произойдет в Москве - диктатура захватит всю страну. Если на периферии - будет наступать и на Москву. Хочется верить, что этого не произойдет. Идея диктатуры и тем более фашизма себя дискредитировала, и народ этого не допустит.
С "предложением приостановить Закон о печати", видимо, связано недоразумение. Как раз тогда мы обсуждали предложение о создании комиссии по контролю за Центральным телевидением.
Кто-то заметил: "Тогда подобные комиссии нужно будет создать и при газетах!" На что ему возразили: "А как же Закон о печати?"
И тут Михаил Сергеевич, видимо, неудачно пошутил: "Давайте уж тогда и Закон временно приостановим". На самом же деле этот Закон - детище Горбачева и Президент его всегда будет защищать.
- Но почему бы тогда тому же Горбачеву не опереться именно на демократические силы? Может быть, мы не потеряли бы столько времени и, своевременно проведя демократические реформы, не оказались в таком глубоком кризисе - кризисе экономики и власти?
- Это уж наша хроническая болезнь - опаздывать!
С другой стороны, три года назад демократы еще не представляли большинства. Они даже не были сколь-нибудь влиятельной политической силой. Не скажу даже "правые", в большинстве были консерваторы. Но у них и армия, и все властные структуры.
На IV Съезде народных депутатов я спросил Михаила Сергеевича: "Почему власть резко правеет?" Он ответил: "Власть правеет вместе с обществом". Но общество даже не знает, праветь ему или леветь. Ему нужны полки с товарами в магазинах. Народ хочет не сильной руки, а строгого соблюдения законности.
Исполнительная власть должна исполнять демократичные, мудрые законы.
- Но где же критерий демократичности и мудрости законов? Ведь гитлеровская Германия была именно правовым государством в смысле соблюдения законов. Но ведь преступными были сами законы...
- А сталинская конституция была самой демократичной в мире, но не выполнялась. Разница между Гитлером и Сталиным в том, что первый действовал в точном соответствии с законом, конституцией, идеей - шел в русле античеловеческого закона. Сталин же действовал вопреки идее. Именно нами сама идея социализма превращена в нечто противоположное, уродливое.
Критерием же мудрости законов может быть только сама жизнь.
- Сохраняете ли вы лично веру в социалистическую идею?
- В социализм как предварительную ступеньку к коммунизму не верю. Но верю в социалистическую идею как в максимум справедливости. Идеи социализма принесли много хорошего; Ведь и многие западные демократы используют социалистические идеи, в том числе и в своих конституциях.
- Но тогда, как заметил Патриарх всей Украины Мстислав, самая совершённая из конституций - конституция Христа - также является социалистической?
- Почему же только Христа? Человечеству всегда было присуще стремление к справедливости. Вспомните восстание Спартака.
Вообще же, здесь уместно высказывание Грэма Грина о том, что и католики, и коммунисты должны быть вместе.
- Не можете ли вы нарушить тайну своего голосования на выборах президента России?
- Я за Бакатина. На мой взгляд, именно он сегодня занимает действительно центристскую позицию.
- Расскажите об одной из самых ярких встреч в своей журналистской практике.
- Вспоминаю свою встречу с Александром Федоровичем Керенским - премьер-министром Временного правительства России. В 1967 году, находясь с женой в командировке в США. я на свой страх и риск встретился с 80-летним экс-премьером. Он охотно согласился побеседовать с журналистом из России: приближалось 50-летие Октября, и Керенский думал, что я действую как официальное лицо. Мы разговаривали около трех часов. И за это время старик несколько раз восклицал: "Только обязательно передайте им в России: не переодевался я в женское платье!" И это действительно было так.
Керенский, ненавидимый как красными, так и белыми (за то, что допустил революцию), по-настоящему любил Россию. И эта несправедливость больно ранила его, как патриота. Как-никак, все же был главой государства, унижение главы задевает и честь государства. Именно поэтому он, к концу жизни оказавшийся в полной нищете, предпочел покончить жизнь самоубийством, отказываясь от пищи, чтобы не умереть в какой-нибудь больнице для нищих и не принести России лишнего позора.
Петр МАТВИЕНКО
N 33 июнь 1991 "ОРИЕНТИР ДиП"
carabaas.livejournal.com
