16 октября 2007
2807

Родион Раскольников - суперзвезда. Эдуард Артемьев написал оперу по Достоевскому

Эдуард Артемьев завершил работу над оперой "Преступление и наказание". В конце октября состоится презентация двойного CD, продюсер проекта Александр Вайнштейн. Новинкой уже заинтересовались за рубежом: послушать диск приедет Тим Райс, писавший тексты для Эндрю Ллойда Уэббера ("Иисус Христос - суперзвезда", "Эвита") и Элтона Джона ("Король Лев").

Артемьев - один из лучших наших кинокомпозиторов: он автор музыки к фильмам Тарковского, Кончаловского, почти ко всем картинам Михалкова. Ученик Юрия Шапорина, он стал лидером нашей электронной музыки, и его имя связывают с авангардом. Но у всех на слуху и его проникновенные саундтреки к фильмам "Раба любви" и "Несколько дней из жизни И.И. Обломова", симфонические звучания "Сибириады" - его музыка во многом определяет художественную ауру этих картин. И вот - опера, работа над которой заняла почти тридцать лет.

Российская газета: Как возникла сама эта идея оперы по Достоевскому?

Эдуард Артемьев: Ее автор - Андрей Кончаловский. Еще в 70-х, уезжая в Америку, он предложил либретто, которое написал вместе с Марком Розовским и Юрием Ряшенцевым. Мне самому такая мысль и в голову бы не пришла: перед Достоевским я себя чувствовал пигмеем.

РГ: Вы и прежде работали с Кончаловским?

Артемьев: Вместе учились в консерватории. Потом он позвал меня писать музыку к "Романсу о влюбленных", но я тогда не был готов к работе в кино, и музыку написал Александр Градский. А в работе мы с ним объединились на "Сибириаде".

РГ: Но почему понадобилось почти тридцать лет? Давил Достоевский?

Артемьев: И это тоже, конечно. Было написано множество эскизов, по объему материал для трех-четырех опер. Но все это меня не устраивало. Я бесконечно начинал все с начала, и если бы не Кончаловский, наверное, тянул бы до конца жизни. Но осенью 1998 года он позвонил и жестко сказал: если ты не бросишь все постороннее и не сосредоточишься на опере, ты никогда ее не напишешь и потом себе этого не простишь. Эти слова на меня сильно подействовали: всю жизнь казниться! И я все отбросил и за два года закончил. Это было самое счастливое время жизни: каждый день с утра до вечера никуда не спешил - сидел и работал. Все метания, все звонки - все было отсечено.

РГ: И что же получилось? Классическая опера, рок-опера, мюзикл?

Артемьев: Как сейчас говорят, полистилистика. Раскольников - это как бы рок-музыкант с его энергетикой, мятущейся душой, резким характером. А вот Свидригайлов дан в эстрадной стилистике. Это для меня две стороны одного героя. И все положено на большой состав симфонического оркестра. Есть элементы народной музыки: на Сенной площади гармошки играют.

РГ: Рок-музыкант - согласно осовремененному сюжету или это у вас такая фигура речи?

Артемьев: Нет-нет, сюжет прежний, но тип характера я представлял именно так.

РГ: Вы пережили этап увлечения электронным авангардом. Потом выяснилось, что вы мелодист, замечательный симфонист... К какому этапу ближе эта опера, которая писалась так долго?

Артемьев: К классической оперной традиции: у каждого персонажа есть свои темы. Но стиль вырабатывался сложно. Все начиналось как рок-опера - я был под впечатлением от "Иисуса Христа - суперзвезды". Потом наметился крен в авангардную академическую музыку - особенно в народных сценах. Но от этого предостерег Кончаловский: он требовал мелодий. Есть фрагмент, написанный в джазовых традициях. Электроника присутствует все время. Плюс рок-группа, плюс народный оркестр. Большая фортепианная партия: стиль жесткой "роковой" игры, но гармонии - джазовые.

РГ: Какой же театр потянет такую постановку?!

Артемьев: На сцене это можно поставить только в записи. Впрочем, продюсер Александр Вайнштейн надеется, что первые спектакли можно будет дать и "вживую". Но потом - это просто разорение.

РГ: Так и запись такую осуществить нелегко.

Артемьев: Мы долго мучились, почти год все сводили. Записывал на "Мосфильме" превосходный звукорежиссер Геннадий Папин.

РГ: Почему на "Мосфильме"? Предполагаете делать фильм?

Артемьев: Сначала надо, чтобы вышел CD, потом спектакль, а потом уже, возможно, и фильм. А на "Мосфильме" мы записывали потому, что это единственная в стране студия, где есть современные условия - и технические, и акустические. Она соответствует мировым стандартам. Все остальное пришло в упадок: аппаратура не обновлялась чуть ли не с середины прошлого века.

РГ: Кто поет?

Артемьев: Ни одного классического оперного голоса нет. Только рок-певцы или с эстрады. Раскольникова поет Владимир Ябчаник, Сонечку - Наталья Сидорцова, участвуют Юрий Мазихин и Петр Мирков из "Норд-Оста", Александр Маракулин из спектакля "Нотр-Дам".

РГ: Метражная вещь?

Артемьев: Три с лишним часа. Но в таком объеме она, думаю, не пойдет никогда - есть пределы восприятия.

РГ: Любое оперное либретто в сравнении с романом есть упрощение. Вас это не смутило?

Артемьев: Каждый читает роман по-своему. Для нас история Раскольникова - это история несостоявшегося Наполеона. Он думал уже, что он царь и бог, а оказалось: ничтожество, червь. Ряшенцев написал, по-моему, потрясающие белые стихи. Он продемонстрировал виртуозное мастерство: почти не меняя текст Достоевского, сумел его ритмически организовать. Для речитативов я придумал специальную технику: певцы в заданных пределах могут импровизировать. Обычно жесткий ритмический рисунок стиха сковывает, и белый стих мне ближе.

РГ: Почему жизнь оперы решили начать с CD?

Артемьев: Важно было предложить некий эталон ее исполнения. И потом, я же понимал, что на сцене такой состав не соберу. В идеале спектакль должен быть мистерией. И для современных оперных действ нужно строить специальные залы. Техника позволяет абсолютно все: голография может двинуть изображение со сцены в зал, можно использовать анимацию - все что хочешь. Вообразите: Сонечка с Раскольниковым поют рядом с тобой и специально для тебя... Только так и можно растормошить публику - она уже любых зрелищ наелась до отвала. Помните, как этим летом поразили всех спектакли канадского режиссера Робера Лепажа? Вот вам новые технологии в действии!

РГ: Но, пока в России ничего такого не построили, где думаете сыграть спектакль?

Артемьев: Наверное, у Кончаловского и Вайнштейна есть и на этот счет мысли - они ведь все затеяли. Ставить будет Андрей Кончаловский. Вот закончит "Щелкунчика" - киномюзикл на музыку Чайковского, который он снимает в Америке, - и что-нибудь определится.

РГ: Вы тоже имеете отношение к этому фильму?

Артемьев: Работаю с музыкой - ее надо перевести в другой жанр. Там используются темы не только из "Щелкунчика", но и из "Спящей красавицы", из Пятой и Шестой симфоний. Тексты написал Тим Райс. В декабре будущего года должна состояться премьера.

РГ: Полагаю, у вас тут не случайно стоит макет собора Sagrada Familia Гауди в Барселоне - я и раньше замечал, что у вашей музыки особые отношения с идеей пространства.

Артемьев: Да, это так. У нас пространство чаще всего выводят за скобки - музыка играется как бы в вакууме. А ведь тут для музыки огромные резервы, и многие композиторы отлично это используют. Например, Карл Шульц в Германии - у него звучания словно живут, текут из канала в канал, зависают, обрастают всякими эхами - чудо какое-то! Для меня пространство - одно из главных выразительных средств.

РГ: С приходом электронных инструментов возникла иллюзия легкости изготовления музыки. Профессиональные критерии размыты. А главное, утрачены нюансы - идет мощный поток монотонного звука. Как вы к этим процессам относитесь?

Артемьев: У нас больше нет культурной политики. В Америке множество радиостанций, передающих только классику. В России тоже много станций, но кажется, что все они передают одну и ту же группу. Музыка была последним оплотом "элитарности" искусства. Стихи строгали все, кому не лень, рисованием баловались, а музыку писать - надо было учиться. Но электроника действительно распахнула ворота. И музыка рухнула - дилетанты все заполонили. Над звуком они не работают - все звучит плоско. Но, думаю, это временное состояние, переход к чему-то новому. Развитие техники всегда провоцирует рождение новых стилей и новых художников. Изобрели темперированный клавир - появился Бах. Возник симфонический оркестр - появился Бетховен. Сейчас пришла электроника - и это надо еще переварить. Вот и в консерватории, слава богу, начали это дело преподавать. И, возможно, опять появятся крупные индивидуальности. А в принципе синтезаторы дают колоссальные возможности, человек их еще не освоил. Просто нажмешь кнопку - и впору уйти в нирвану!

"Российская газета" - Федеральный выпуск N4493 от 16 октября 2007 г.
Рейтинг всех персональных страниц

Избранные публикации

Как стать нашим автором?
Прислать нам свою биографию или статью

Присылайте нам любой материал и, если он не содержит сведений запрещенных к публикации
в СМИ законом и соответствует политике нашего портала, он будет опубликован