Вспыхивающие новые очаги нестабильности заставляют пристальнее присмотреться к государствам - реальным центрам силы, способным завтра, в условиях отхода от парадигмы однополярного мира, создавать коалиции и формировать мировую повестку. Второй полюс - мирный - в содружестве с растущими восточными соседями могла бы создать и Россия. В этом уверен директор Института США и Канады РАН, член-корреспондент РАН Сергей Рогов. Но прежде, по его мнению, нам необходимо избавиться от экономических парадоксов внутри страны.
- Сергей Михайлович, и в России, и в США в этом году выборы президента. Но если в России они прошли достаточно спокойно и результат их был предсказуем, то в США наблюдаются нешуточные страсти. Кто из кандидатов более выгоден официальной Москве?
- Понятно, что от России не зависит, кого американцы изберут президентом, а гадать на кофейной гуще не хочется, потому что кампания в США развивается по непредсказуемому сценарию. Если же смотреть на состояние российско-американских отношений в целом, то оснований для большого оптимизма нет - их можно оценить на "тройку с минусом". По большинству вопросов возникли существенные расхождения, которые угрожают перерасти в конфронтацию, и если эта тенденция продолжится, то, к сожалению, независимо от победы того или иного кандидата на ноябрьских выборах в США, при следующей американской администрации российско-американские отношения могут обостриться. Все это будет напоминать новое издание "холодной войны". Впрочем, от чересчур пессимистического прогноза я бы все же воздержался, сценарий обострения далеко не предопределен. Дело в том, что нынешние президентские выборы проходят при весьма необычных обстоятельствах: потерпела крах стратегия США, на закрепление однополярного мироустройства и на утверждение себя единственной сверхдержавой, осуществлявшаяся с 1991 года. Буш оставляет следующей администрации очень тяжелое наследие, в частности безнадежно проигранную войну в Ираке. Именно следующему хозяину Белого дома придется принимать крайне неприятное решение о выводе американских войск, то есть фактически о признании поражения. Будущий президент унаследует и тяжелейшее экономическое наследие в виде колоссального дефицита федерального бюджета, платежного баланса. Сейчас в Штатах налицо признаки рецессии и достаточно серьезного экономического спада: на биржевых рынках царит финансовая паника. Резко ослабились позиции доллара, который десятилетиями играл роль единственной мировой валюты, что обеспечивало доминирование США в мировой политике и экономике.
Все перечисленные "хвосты" - свидетельство того, что мир перестал быть однополярным, он превратился в многополярный. Поэтому итог президентских выборов в ноябре должен дать ответ на то, каким путем пойдут США дальше: приспособятся к реалиям мира многополярного и признают фиаско курса на одностороннее действие и глобальное доминирование или пойдут напролом, добиваясь своего. Нынешний расклад сил позволяет говорить, что в случае победы республиканца Маккейна США, видимо, продолжат линию на силовое решение международных проблем. У демократа Обамы наиболее отчетливо прослеживается идея необходимости приспособления Америки к новым реалиям, к игре по правилам мирового сообщества. Хиллари Клинтон занимает позицию где-то посередине. И шансы у всех троих сегодня примерно равны, но за полгода, что осталось до дня голосования, многое может измениться.
- А изменится ли внешнеполитический вектор российского руководства или курс на утверждение России в качестве глобального политического игрока продолжится?
- Я не думаю, что во внутриполитический и внешнеполитический курс при президенте Медведеве будут внесены существенные коррективы, во всяком случае, в первый период его президентства. Дальше будет меняться международная обстановка, ситуация внутри России, но пока уместно говорить о преемственности. С этой точки зрения очень важно, какие рычаги влияния и нерешенные вопросы президент Медведев и будущий глава Соединенных Штатов получат от Владимира Путина и Джорджа Буша. Ведь нынешние руководители России и США еще в 2001 году провозгласили стратегическое партнерство, и казалось, что бывшие противники по "холодной войне" станут партнерами. Но этого не произошло, несмотря на хорошие личные отношения между главами наших государств. Не произошло, потому что для настоящего партнерства требуется целый ряд компонентов, которые, к сожалению, отсутствуют. Это прежде всего экономическая база - торгово-экономические отношения России и США крайне неразвиты. Отсутствует и институциональная база: по существу сотрудничество ограничивалось регулярными встречами двух президентов, которые подписывали декларации, - и дальше ничего не происходило. Нет также правовой базы: режим контроля над вооружениями разрушается, а позитивных, "миролюбивых" соглашений не заключается.
- Продолжается необъявленная война?
- Оба государства унаследовали от прошлого модель взаимного ядерного устрашения. Хотя мы больше не являемся врагами, наши и американские ядерные силы предназначены для того, чтобы вести войну друг против друга, то есть в течение получаса уничтожить противника как цивилизацию. В этом плане, несмотря на декларативные заявления, ничего принципиально не изменилось. В ядерной сфере оказалась очень сильна инерция конфронтации.
- Не для того ли "ястребы" Кондолиза Райс и шеф Пентагона Роберт Гейтс приехали убеждать Москву в необходимости развертывания системы противоракетной обороны (ПРО) в Восточной Европе?
- А вопрос ПРО как раз и связан с тем, что по правилам взаимного ядерного устрашения противоракетная оборона играет дестабилизирующую роль, ведь каждая сторона гипотетически может нанести упреждающий, обезоруживающий, обезглавливающий удар, но не полностью уничтожить ядерные силы другой страны.
Так вот, инерция продолжает доминировать, потому что целый клубок проблем не был решен ни при Путине, ни раньше в 90-х годах, когда тоже провозглашалось стратегическое партнерство.
Вместе с тем последние переговоры в Москве дают основание для осторожного оптимизма, поскольку выяснилось, что стороны готовы заниматься нерешенными проблемами.
Во-первых, показательным является тот факт, что американцы приехали в Москву, хотя изначально встреча в формате "2 + 2" намечалась в Вашингтоне. Эта дипломатическая деталь, если ее можно так назвать, свидетельствует о том, что администрация Буша стремится найти какой-то modus vivendi с Россией. Сам формат "2 + 2" потенциально очень мощный инструмент взаимодействия бюрократических механизмов двух стран на достаточно постоянной основе. Во-вторых, американская сторона признала нашу озабоченность в связи с планами развертывания ПРО и проявила готовность в какой-то степени ее учитывать, не отказываясь, впрочем, от самой идеи и далеко не в полной мере признавая требования с российской стороны. Тем не менее тут наметились подвижки.
Третий момент. Администрация Буша согласилась с тем, что договор СНВ-1, который истекает в 2009 году, должен иметь продолжение, причем в форме юридических обязательств. До этого Вашингтон категорически отказывался от новых международно-правовых соглашений в этой сфере. А если стороны не договорятся о механизмах проверки и верификации ядерных сил, то никогда не вступит в силу договор о сокращении стратегических потенциалов, подписанный Бушем и Путиным в 2002 году. Шесть лет прошло, а с тех пор ничего не было сделано для того, чтобы конкретизировать взаимные обязательства. Последняя встреча в Москве и здесь дала повод для сдержанного оптимизма. Именно так, поскольку, как говорится, дьявол в деталях и предстоит очень серьезная работа переговорщиков, чтобы согласовать все нюансы.
- Складывается впечатление, что процесс, вселивший в вас осторожный оптимизм, сопровождается другим, скрытым, процессом, вселяющим настороженность. Я говорю о параллельных встречах и отдельных договоренностях президента Буша с главами стран СНГ с целью расширения военно-политического влияния...
- Конечно, сама идея расширения НАТО - включение в этот блок сначала бывших союзников СССР по Варшавскому договору, а теперь и стран - участниц СНГ - является отражением попытки консолидировать однополярный мир по принципу "Победитель получает все". Оставшись в роли единственной сверхдержавы, США шаг за шагом заполняют тот вакуум силы, который возник в результате распада Советского Союза. Ясно, что в России подобные попытки не могут не вызывать крайне негативной реакции. Называя вещи своими именами, членство Грузии или Украины в НАТО никак не укрепит Североатлантический альянс. Смысл этих шагов - в изоляции России в политическом и военном отношении, в исключении ее влияния на международные процессы, даже на постсоветском пространстве. Но и здесь в последнее время наблюдаются некие новые сигналы. Пока вовсе нет уверенности в том, что на саммите НАТО, который состоится в начале апреля, Украина и Грузия будут приглашены присоединиться к альянсу. Против этого выступает ряд европейских стран, и даже в Вашингтоне высказываются сомнения в том, надо ли до такой степени антагонизировать Россию. Тем более тот факт, что президент Путин согласился приехать на саммит в Бухарест, создает ситуацию, при которой приглашение Украины и Грузии в НАТО носило бы откровенно провокационный характер и вызвало бы очень жесткую ответную реакцию Москвы.
- Есть ли у России общие интересы с альянсом?
- Да, есть, поэтому сейчас появилась возможность для нового сценария взаимоотношений. Дело в том, что Североатлантический альянс терпит такое же поражение в Афганистане, как Соединенные Штаты в Ираке. Движения "Талибан" и "Аль-Каида" фактически контролируют две трети территории, и возникла угроза превращения Афганистана в рассадник международного терроризма в дополнение к его роли центра производства наркотиков. И с этой угрозой НАТО не справляется, вот почему на данном этапе активизировались попытки альянса наладить более тесное сотрудничество с Россией с тем, чтобы не допустить победы террористических движений в этой стране. В прошлом году Госдумой был ратифицирован договор, который позволяет осуществлять транзит персонала и грузов через территорию России, что, думаю, сыграло бы здесь не "последнюю скрипку". Кроме того, мы могли бы взять на себя ответственность за экономическое восстановление и соответственно за политическую стабильность в ряде северных провинций Афганистана. И я считаю, если мы действительно признаем, что там есть угроза жизненно важным интересам России и что может возникнуть некая волна домино (в случае победы "Аль-Каиды" и "Талибана"), то мы должны быть готовы и к силовым действиям, скажем к спецоперациям в борьбе с террористами и наркотраффиком. Если в этих условиях Россия и НАТО договорятся, то возможное присоединение к блоку Украины и Грузии явно будет выглядеть контрпродуктивным.
Добавлю, что Афганистан с точки зрения взаимодействия разных сил в многополярном мире уникален. Нигде в мире нет другого такого места, где и США, и Россия, и Европа, и Индия с Китаем имели бы общего врага. Не виртуального, а совершенно конкретного противника. Это как раз тот случай, когда американцы выполнять миссию мирового полицейского и обеспечивать стабильность в условиях однополярного мира не в состоянии. В то же время не функционируют и многосторонние механизмы. Достаточно сказать, что Совбез ООН не способен влиять на очаги проблем, его решения игнорируются. В сфере мировой экономики все меньшее влияние на очень взрывоопасные процессы оказывают МВФ, Всемирный банк и ВТО. Это подталкивает к тому, что требуется создать механизм взаимодействия основных центров силы. И Афганистан, если мы договоримся с НАТО, может стать полигоном для совместной деятельности, к которой могут подключиться и Китай, и Индия. И такое партнерство стало бы прообразом модели поддержания международной стабильности не только в этой стране, но и в глобальном масштабе. Если же договоренности России и НАТО по Афганистану не будут достигнуты, то в ход пойдет другой сценарий - охлаждения и обострения взаимоотношений.
- Если Россия политически достаточно сильна, для того чтобы "играть мускулами" на международной арене, почему она не делает того же в финансовых отношениях с Западом? Неужели вкладывать средства в поддержание на плаву доллара выгоднее, чем инвестировать в модернизацию собственной армии?
- Это законный вопрос, потому что он связан с главным противоречием нашего внутреннего развития, когда, с одной стороны, приоритетом стало восстановление и укрепление государства, а с другой стороны, в экономике по-прежнему доминирует ультралиберальная идея "Чем меньше государства, тем лучше".
В результате колоссальные доходы, получаемые Россией от благоприятной ценовой конъюнктуры на нефть и газ, не инвестируются в развитие нашей экономики. Экономический рост, происходивший в последние годы, не сопровождается качественным развитием. Россия еще глубже, чем раньше, увязает в сырьевой нише - в отношениях не только с Западом, но, похоже, и с Китаем. Это, несомненно, делает наши политические достижения на международной арене крайне уязвимыми, поскольку доля России в мировой экономике все еще очень невелика.
На протяжении многих лет наше Министерство финансов изымает 10-15% ВВП (доходы от высоких цен на нефть и газ) и "складирует" их главным образом в американской, а в последнее время и в европейской валюте. Причем в итоге эти средства обесцениваются, что связано с высокой инфляцией в России и с инфляционной волной, захлестнувшей США. Вдобавок и наши валютные резервы, сумма которых достигла $500 млрд, обесцениваются. А что еще хуже - когда мы свои резервные средства вкладываем в ценные бумаги американского казначейства, то мы, по сути, финансируем дефицит федерального бюджета. Кстати, не только мы. То же самое делают и Япония, и Китай - так сегодня устроена мировая финансовая система, где до недавнего времени господствовал доллар. К сожалению, выступления многих наших экспертов-экономистов остаются не услышанными.
До сих пор наше внутреннее развитие существенно ограничивает навязанная МВФ и Всемирным банком догма о главном содержательном смысле работы финансовых властей - борьбе с инфляцией. А как контролировать уровень инфляции? Сокращать денежную массу, что согласно монетаристской теории ограничивает рост цен. Этому нехитрому тезису правительственные экономисты следуют неукоснительно. И если в 90-х годах с инфляцией боролись годами не выплачивая зарплату, то сейчас это делают путем недофинансирования социальных обязательств государства, за счет накопления резервных средств. Но боюсь, что в случае изменения конъюнктуры наши резервы попросту обесценятся. Хорошо, несколько месяцев, может быть, лет мы будем кормиться за счет этих обесценившихся запасов, а что дальше? Известно же, что голодному нужно давать не рыбу, а удочку. И если мы деньги не инвестируем в эту "удочку", а это не только высокие технологии, но и главным образом человеческий капитал, то результат окажется очень плачевным.
- Значит, приоритеты надо расставлять поэтапно и верные...
- Наша беда в том и заключается, что в российской государственной экономической политике реально нет приоритетов. Те приоритеты, которые несколько лет назад провозгласил Путин и осуществлением которых занимался Медведев, не принесли нужного эффекта. На самом деле увеличение расходов на эти цели составило меньше 1% ВВП.
- Но приоритетные задачи возводятся в ранг государственной политики. Почему те же тезисы посланий Федеральному собранию и бюджетных посланий не находят отражения в конкретных правительственных планах?
- Конечно, нельзя мгновенно перескочить и создать некую идеальную модель. Но когда провозглашаются хорошие цели до 2020 года, возникает вопрос: а как эти цели будут достигаться? Это означает, что мы шаг за шагом должны направлять наши ограниченные ресурсы действительно на решение приоритетных задач, чего не происходит. Или происходит не в парадигме перераспределения финансов между традиционными и современными функциями государства. Кстати, обращаю ваше внимание, что при названном мною соотношении 1 : 1 не наблюдается увеличения финансирования и оборонной сферы.
Мы, по существу, сохраняем структуру Вооруженных сил, по количественным показателям близкую к американской армии, но тратим на оборону в восемь - десять раз меньше, если считать не по обменному курсу, а по паритету покупательной способности. Например, даже в такой принципиально важной сфере, как обеспечение надежности нашего потенциала ядерного сдерживания: в условиях развертывания американцами эшелонированной противоракетной обороны мы покупаем всего шесть - восемь ракет "Тополь", что никак не возмещает естественную убыль советских образцов вооружения. Ситуация, когда в военном строительстве тоже нет приоритетов, заводит нас в тупик. Но мы не можем объять все и потому должны выделить в нынешних условиях три-четыре задачи и кровь из носа реализовывать их.
- Но власть уже пошла по пути создания государственных корпораций для жесткого контроля над выполнением приоритетов и их финансирования...
- Государственная промышленная политика, конечно, необходима. Но я не вижу, чтобы хоть одно развитое государство, осуществляло ее путем создания госкорпораций. Получается, что за последние несколько лет доля государственных расходов в ВВП на эти цели возросла примерно на 2%. Но весь этот рост связан не с социальными приоритетами, а с впрыскиванием средств в огромные, неповоротливые холдинги, которые, как уже объявлено, будут в ближайшей перспективе приватизированы. То есть непонятно, какая отдача может быть от такой политики.
- Получается, за что бы мы ни брались - все нивелируется политикой денежных властей и тотальной безответственностью?
- В определенной степени такое положение дел обусловлено нашей реакцией на советское прошлое: вместе с водой выплескивался ребенок. Но у экономической политики нет приоритетов и по другой причине - из-за зигзагов в развитии политической демократии у нас в стране. Когда увеличивается пропасть между государством и населением, когда происходит отчуждение граждан от государства, бюрократия превращается в автономную силу, использующую колоссальные казенные средства в своих интересах. Речь идет не только о коррупции, но и о том, что в реальной экономической политике в России не отражаются приоритеты общества. И к сожалению, эта тенденция усиливается. Можно все списать на гражданскую апатию, при которой личные проблемы иногда подвигают людей на "поход за правдой", а соседские проблемы никогда не попадают в поле зрения. Но это было бы поверхностным суждением. Проблема в разобщенности и оторванности правящего класса от народа.
Что касается коррупции, то борьба с ней заключается не в создании специального антикоррупционного органа, потому что в конечном счете это означало бы контроль одного клана бюрократии другим. Реальная борьба с коррупцией лежит в плоскости контроля со стороны гражданского общества, в обеспечении открытости, транспарентности действия государственных механизмов. Вот простой пример. Для того чтобы прийти в американский конгресс, вам не нужно проходить череду процедур с оформлением заявки, достаточно миновать рамку-металлодетектор. В России же даже в районную управу не попасть без процедуры заблаговременного заказа пропуска. Пример, может, и утрированный, но он отражает нынешнее состояние нашего общества и государства.
Босс N04 (2008 г.)
Текст ` Сергей ТКАЧУК.
Фото ` Александр ДАНИЛЮШИН
www.bossmag.ru
