Шестопал Елена:За гранью взрыва

Заведующая кафедрой политической психологии философского факультета МГУ Елена ШЕСТОПАЛ - о нас и нашей власти на фоне террора
Елена Борисовна! По телевизору опять сплошной ужас кровь, осколки, обугленные человеческие тела... Вам не кажется, что мы уже начинаем привыкать к жизни на грани взрывов?

- То, что я увидела в репортажах с Пушкинской площади, - абсолютно запрещенный прием. В мировой практике существует (и у нас когда-то была) негласная договоренность о том, что подобные страшные кадры столь откровенно с экрана показывать нельзя. Это вторичное насилие, насилие телевидения над обществом. Реакция на него может стать абсолютно непредсказуемой. У людей со слабой психикой, которых у нас масса, эти кадры могут вызвать сильнейший стресс. Показ таких сцен, какие бы мотивы за этим ни стояли, абсолютно недопустим. Наше телевизионное начальство не могло не знать: ответом на `кровавые репортажи` может стать не столько популярность того или иного канала, сколько усиление в обществе насилия как такового. Речь не о попытках кому-то `отомстить` после просмотра новостей, а о более глубинных процессах, результаты которых проявятся позже.

Мы опять можем сорваться в панику или депрессию?

- Все не так прямолинейно. Даже не проводя специальных опросов, понятно, что всплеска паники после этого взрыва не будет. Когда анализируешь данные опросов общественного мнения, поражает, что после терактов в Москве, Буйнакске, Волгодонске настроение общества кардинально не изменилось. Чувства страха и тоски, по данным ВЦИОМ, в сентябре 1999 года испытывали 12% респондентов, в предыдущий месяц 11%, за год до того 20%... Мы хорошо помним, какой ужас каждый из нас испытал после взрывов домов на Варшавке и в Печатниках. Однако на массовом, консолидированном уровне серьезных сдвигов не произошло. Человеческое сознание вообще отторгает всякую неприятную информацию, если она не представляет непосредственной угрозы. Теракт на Пушкинской не сможет раскачать общество так, как на это рассчитывали террористы, кем бы они ни были.

Психологи и социологи, изучающие массовые настроения, давно говорят, что для нашего населения характерна `зрительская позиция` в отношении политического спектакля. Вспомните хотя бы 1993 год, когда люди шли с детьми поглазеть на расстрел парламента. Первый теракт в прошлом году на Манежной тоже не заставил сильно напрячься ни власти, ни граждан. И только когда счет жертвам пошел на сотни, общество осознало опасность. В этом мы сильно отличаемся от наших европейских соседей. Не случайно первыми, кто прислал телеграммы с соболезнованиями и был потрясен количеством пострадавших, оказались Герхард Шредер и Тони Блэр - в этих странах к терроризму отношение особое.

Мы теряем ощущение опасности прежде всего потому, что уже давно живем на войне, как бы ее ни называли `антитеррористической операцией` или `вводом ограниченного контингента`. Мы каждый день кого-то хороним, и новые 8 погибших и почти сотня обожженных как ни ужасно это звучит не становятся чем-то, что может реально всколыхнуть людей.

Но наша власть с нами на одних руинах. Как ей действовать и на кого рассчитывать, если не на собственных граждан?

- Последствия эмоциональных состояний, которые вызывают теракты, могут быть прямо противоположными по своей политической направленности. Все зависит от отношения к власти и от того, какие личности ее олицетворяют для `простого человека`. Моменты такой консолидации в нашей новейшей истории были. Вспомните захват больницы в Буденновске: решительные действия резко подняли тогда авторитет премьера Черномырдина. Единодушную поддержку действий наших лидеров мы наблюдали и во время миротворческой операции в Косово. Но заметьте - в обоих случаях присутствовало второе минимальное условие, без которого невозможна никакая `консолидация`: в общественном сознании четко и ясно прорисовывалась фигура `общего врага`, с которым надо было бороться, не щадя живота своего. В нынешней же ситуации непонятно, с кем воевать и кого опасаться.

А `чеченский след`?

- Я не слышала ни одного сколько-нибудь серьезного аргумента, подтверждающего эту версию. Да, составлены фотороботы, и подозреваемые похожи на `людей кавказской национальности`. Но с тем же успехом они могли быть славянами, монголами, кем угодно ведь речь идет об исполнителях. А кто стоит за их спиной, до сих пор непонятно. Однако если нас и систему, в которой мы живем, таким образом пытаются разрушить, значит, это кому-нибудь нужно. Задача власти - выяснить кому. Иначе она быстро лишится поддержки со стороны общества и перестанет быть властью.

`Власть` - это кто?

- Вопрос, кого люди считают властью и от кого ждут защиты, тоже очень любопытен. В принципе для большинства из них и президент, и губернатор, и местные начальники - одинаковые `эти там, наверху`. Поэтому, кстати, губернаторам бывает нетрудно спихнуть на Центр ответственность, скажем, за невыплаты зарплаты или отключение электроэнергии. Теракты в Москве очень плохо отражаются на имидже Центра (`Не уберег!`), зато московские власти свой авторитет, безусловно, подняли. Так или иначе Центру явно придется сейчас пересматривать многое в своих взаимоотношениях с регионами и работать так, чтобы в действиях федеральной власти люди увидели силу и решимость их защитить.

Мы говорим `Кремль`, подразумеваем - `Путин`... Как он должен сейчас действовать с точки зрения политической психологии?

- Думаю, у президента есть советники, которые подскажут ему верную линию поведения. Но с позиций рядового гражданина в таких ситуациях первое лицо государства должно лично присутствовать на месте событий. Общество ждет от Верховного главнокомандующего (не говоря уж о том, что он президент) не только распоряжений о создании комиссий и зачитанных с телеэкрана заявлений. Президент побывал на месте трагедии, но было бы неплохо, если бы он сразу спустился в этот подземный переход, лично вошел в больничную палату, где лежат пострадавшие от взрыва. Люди ощущают себя брошенными, если власть не демонстрирует им своего сочувствия. Это вопрос скорее эмоциональный, чем организационный, но он очень важен. С другой стороны, от Путина ждут конкретных мер по наведению порядка - причем не только в `милицейском` его толковании.

Так совпало, что как раз в день теракта ряд общественных деятелей и политиков выступили с заявлением, в котором предостерегали от опасности скатиться в авторитаризм...

- Судя по длительным процессам в массовом сознании, которые мы изучали, общество хочет не `жесткой руки`, которая вешает и сажает в тюрьмы, не репрессий как способа навести порядок, а возвращения к закону. Тяга к стабилизации есть в любой демократической стране, и для России она означает восстановление законности, а не авторитарной традиции. Авторитаризм в России маловероятен: у самой власти для этого нет достаточно силы, в том числе и военной.

Как показывает исторический опыт, терроризм существует при любых режимах - и либеральных, и диктаторских. Может, к нему действительно проще привыкнуть, чем перебороть?

- Даже в странах с относительно стабильной политической системой (например, Великобритании) ничего не могут с террористами сделать. Например, боевики из ИРА беспрепятственно проникали в Лондон. Я сама в 1984 году была очевидцем взрыва возле лондонского магазина `Хэрродс`. Это ужасно. Людям очень сложно осознавать, что они беззащитны, пока сохраняются нерешенные военные и политические вопросы. Но главная цель террористов - запугать власть. Население для них - лишь средство. Чем сильнее власть, чем убедительнее она демонстрирует свою незыблемость, тем меньше ее атакуют террористы любых мастей. Сам по себе террор не кончится, `привыкнуть` к нему не удастся. Но если власть сумеет продемонстрировать свое внутреннее единство и сплоченность на всех уровнях, она сможет консолидировать общество вокруг себя. И это окажется самой серьезной и самой действенной операцией `Антитеррор`.

Беседовала Екатерина ДОБРЫНИНА


Век, 11.08.2000http://nvolgatrade.ru/