На военных взвалили слишком большое бремя решения проблем, которые, по самой своей сути, невозможно было решить с помощью одной лишь военной силы. США никогда не могли подчинить страну (Ирак – А.П.) потому, что не собирались в ней оставаться[1]
Дж. Тенет, бывший директор ЦРУ
Внешнее информационно-когнитивное влияние и политические последствия этого влияния на правящую элиту и общество в мире резко усилились в конце ХХ века не только в связи с процессом мировой информатизации и резким ростом возможностей средств массовой информации, но и использованием этих технических возможностей в политических целях. Если в прежние периоды развития МО огромное влияние уже оказывали газеты и радио, то с появлением телевидения и интернета это влияние стало абсолютным. Особенно когда государства и их институты стали целенаправленно использовать это влияние в целях формирования общественного сознания и установок для правящих элит.
С другой стороны, бывает необходимо «отключить» его краткосрочную или историческую память – они создают психологический барьер против внушения. Рассмотрим сначала важность запоминания. Когда человек получает какое-то сообщение, его взаимодействие с памятью делится на два этапа: сначала происходит пассивное запоминание. Затем информация перерабатывается рассудком, и если она признается мало-мальски убедительной, эмоционально окрашенной и представляющей интерес, она «внедряется» в память и начинает воздействовать на сознание.
Исследователи пришли выводу: то, что в результате частого повторения прочно запоминается, действует на сознание независимо от того, вызывает ли это утверждение возражения или одобрение.
Этот вывод проверен на коммерческой рекламе, ценность которой для ученых – в огромном количестве эмпирического материала.
Мастера рекламы знают, что для ее эффективности неважно, вызывает ли она положительную или отрицательную реакцию, важно, чтобы она застряла в памяти. Так возник особый вид – «раздражающая реклама», подсознательное влияние которой тем больше, чем сильнее она возмущает или раздражает людей.
При передаче информации часто используется слова с манипулятивной семантикой (изменение смысла слов и понятий). Разновидностью лжи в прессе является «конструирование» сообщения из обрывков высказывания или видеоряда. При этом меняется контекст, и из тех же слов создается совершенно иной смысл. Истинный смысл можно замаскировать с помощью терминов. Это специальные слова, имеющие точный смысл, причем адресаты резко разделяется на тех, кто знает точное значение термина, и на тех, кто не знает. Но главное, что термины обладают магическим воздействием на сознание, имея на себе отпечаток авторитета науки.
Существует правило: «Сообщение всегда должно иметь уровень понятности, соответствующий коэффициенту интеллектуальности примерно на десять пунктов ниже среднего коэффициента того социального слоя, на который рассчитано сообщение».
Человек должен воспринимать сообщение без усилий и безоговорочно, без внутренней борьбы и критического анализа. Упрощение позволяет высказывать главную мысль, которую требуется внушить аудитории, в «краткой, энергичной и впечатляющей форме» – в форме утверждения. Утверждение в любой речи означает отказ от обсуждения, поскольку власть человека или идеи, которая может подвергаться обсуждению, теряет всякое правдоподобие. Это означает также просьбу к аудитории, к толпе принять идею без обсуждения такой, какой она есть, без взвешивания всех «за» и «против» и отвечать «да» не раздумывая
Социальные инструменты – социальные технологии[2], специальные средства и специально обученные люди – применения такого влияния на элиты и общество во второй половине ХХ века стали мощными инструментами уже не только силовой внешней политики, но и сознательной деформации сознания и политических установок элиты и общества, изменяющих социальные системы или ситуации, в политически нужном направлении. Таким образом, развитие информационно-коммуникативных технологий превратило их из средств политического влияния в средства политической трансформации, в том числе субъектов МО. Своего рода рубежом такого слияния публичной политики, информационных средств и социальных технологий стало подписание 1 августа 1975 года Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Хельсинки, который, по сути, не просто легитимизировал информационное внешнее влияние, но и сделал его предметом переговоров. Произошел своего рода «размен» между Востоком и Западом признания послевоенных реалий в мире и в Европе с признанием «прав человека» и средств информационного продвижения этого концепта в качестве легальных политических инструментов.
Позже, вплоть до настоящего времени, внешнее информационное влияние даже при его трансформации, как во втором десятилетии нового века, в управляемый поток дезинформации, не переставало быть политическим инструментом не только государств, но и отдельных политиков. Феномен внешнеполитической «твитер-дипломатии» Д. Трампа – яркая иллюстрация способности отдельного политика непосредственно, минуя промежуточные звенья в виде пресс-служб и помощников, не только информационно, но и содержательно влиять на свою аудиторию.
Но если до второй половины прошлого века информационные средства были преимущественно средствами субъектов МО – государств, то с конца прошлого века они превратились из средств массовой информации в средства когнитивного воздействия на широкие социальные группы и правящие элиты субъектов и акторов МО:
– в политические средства влияния не только субъектов – государств, но и отдельных акторов, влияние которых усиливалось по мере развития средств информатики и связи;
– в средства формирования систем ценностей и мировоззрения субъектов и акторов МО, продвижения в мире ценностей, норм и интересов отдельных ЛЧЦ и государств;
– средства искусственного изменения сознания, систем ценностей и деформации представлений о реалиях в мире в нужном для внешнего субъекта МО направлении.
Субъективные оценки и предположения представителей правящих элит о состоянии и значении тех или иных групп факторов, влияющих на формирование МО, – часть более общей проблемы адекватного анализа и стратегического прогноза и планирования. Правящие элиты (даже их ещё более узкая часть – управляющая группа), принимают решения нередко, исходя не из предлагаемых объективных и обоснованных оценок и прогнозов аналитиков, учёных, экспертов и разведчиков, а из своих субъективных представлений (нередко, как у М. Горбачёва и Н. Хрущёва, Р. Рейгана или Д. Трампа, очень рыхлых и не оформленных в собственную систему или концепцию) о власти, собственной роли и политических и иных симпатий.
Иногда эти субъективные оценки играют положительную роль в силу опыта и интуиции, а также других когнитивных способностей лидера, а иногда – отрицательную. Очень ярко эту субъективную роль личности политика, как и сопутствующую ей объективную ситуацию, описал генерал-фельдмаршал В. Кейтель применительно к разгрому немецких войск под Москвой в декабре 1941 года: «Противоречило бы истине, если бы я не констатировал здесь со всей убежденностью: катастрофы удалось избежать только благодаря силе воли, настойчивости и беспощадной твердости Гитлера. Если бы продуманный план поэтапного отступления (генштабом Германии – А.П.) не был перечеркнут, германскую армию в 1941 году неизбежно постигла бы участь наполеоновской армии 1812 года…. Все тяжелое оружие, все танки и все моторизованные средства остались бы на поле боя… К началу января 1942 года на всем Восточном фронте удалось изменить существовавшую до начала декабря группировку войск...»[3].
Таким образом субъективные факторы играют порой решающую роль при принятии политических решений, непосредственно отражаясь на формировании МО и ВПО. Причём, как в ту, так и в другую сторону. В полной мере это относится к двум группам факторов, участвующим в формировании МО и ВПО, – когнитивно-информационной группе и цивилизационнной группе, – которые нередко недооцениваются в настоящее время.
Не секрет, что в разное время разные группы правящей элиты государства и даже отдельные представители могут совершенно по-разному воспринимать те или иные международные и внутриполитические реалии. В политике такое состояние скорее норма, чем исключение. Классический современный пример – нападение США и Великобритании на Ирак в 2003 году, когда правящие элиты этих государств принципиально расходились в своих оценках сразу по нескольким группам вопросов. В основании таких разных подходов лежали именно разные политические отношения к указанным выше группам факторов (а не к объективно имевшейся на то время информации), которые проявились, в частности:
– в разнице оценок относительно взаимосвязи режима С. Хусейна с международным терроризмом, прежде всего, Аль-Каидой и Бен Ладеном. Сторонники войны с Ираком рассматривали не только руководство и сам режим, но и всю правящую элиту (за очень небольшим исключением) в качество глобального цивилизационного противника Запада на Востоке;
– заведомо преувеличенным значением даже не наличия и создания, но просто попыток, желания Ираке иметь на вооружении ОМУ (ядерного, химического и биологического);
– переоценкой значения возможного обладания и подготовкой Ираком потенциала баллистических ракет в целях нападения на ряд государств Ближнего и Среднего Востока;
– разницей в оценке последствиями войны с Ираком, в частности мирного урегулирования и др.
В результате расхождений на значение двух групп факторов произошла полномасштабная война, которая унесла более 1 млн жизней и более 1200 млрд долл. США. Как окажется позже, не только между сторонниками и противниками нападения на Ирак, но и внутри этих лагерей (даже сторонников войны) существовали разные точки зрения, причём на самом высоком уровне. Не смотря на то, что (как окажется позже) политическое решение в пользу войны уже было принято американским президентом, настойчивые и регулярные совещания, посвященные тому как именно это сделать проходили достаточно долго. Принятое политическое решение долго и детально обсуждалось, создавая иллюзию того, что оно находится в стадии обсуждения, а решение ещё не принято. На самом деле (даже для ряда высших руководителей США) это была не более чем демонстрация коллективного обсуждения.
Это было связано не только с тем, что (в отличие от операции ЦРУ и ССО в Афганистане) эта дискуссия предшествовала началу полномасштабной войны, требовавшей серьезных ресурсов, а также ещё большей политической ответственности. Кроме того, такая дискуссия была вызвана и теми расхождениями, которые существовали между высшими представителями МО США, Государственного департамента и ЦРУ, а также целыми группами лиц в правящем истеблишменте[4]. Администрация имитировала такую дискуссию с тем, чтобы минимизировать возможную критику, что никак не отражалось на планировании операций.
Между тем именно виртуальная дискуссия, которая по сути дела подменила планирование операции в Ираке, стала главной причиной политической неудачи и недооценки не военных средств силовой политики США в этой стране и регионе. Теоретическая и методологическая недооценка двух групп факторов влияния – локальных человеческих цивилизаций (ЛЧЦ) и группы факторов когнитивно-информационного влияния – неизбежно ведёт к искаженному представлению как о состоянии МО, так и состоянии ВПО и перспективах их развития. Причём, если для состояния МО это имеет глобальное значение, в зависимости от понимания которого формируются наши представлении о состоянии глобальной МО (например, отношениях по границам между Западом и Китаем, Западом и исламской ЛЧЦ, Западом и российской ЛЧЦ и т. д., которые неизбежно трансформируются в отношения между разными центрами силы и коалициями), то для оценки состояния и перспектив развития ВПО недооценка цивилизационных и информационно-когнитивных факторов влияния имеет относительно косвенное значение. Так, в 1987 году будущий основатель террористической организации, занимавшейся научными исследованиями в области ОМУ, султан Баширрудан Махмуд опубликовал книгу «Судный день и жизнь после смерти, вера в конец Вселенной, как она представлена Священным Кораном». Эта книга стала извращенным представлением о роли науки в джихаде, предложенной Аль-Каиде, и идеологией новой неправительственной организации[5], которая стремилась предоставить научные знания терроризму.
Как видно, прямая и видимая связь между идеями, когнитивными изменениями и даже информационными действиями, с одной стороны, и политикой, с другой, – отсутствует. Это позволяет манипулировать такими факторами формирования МО и ВПО достаточно длительное время без политических последствий (особенно, когда в силу ряда причин на этом не делается сознательного акцента). Так, на Украине в течении нескольких десятилетий в правящей элите и обществе культивировалась русофобия – сначала скрытая, а затем и вызывающе откровенная, – которая, однако, не являлась основанием ни для политических выводов внутри страны, ни во вне – в России и других странах. Такая опосредованность фактически исключает эти факторы из долгосрочного военно-политического планирования, которое просто-напросто не успевает учитывать эту специфику, оставляя её в конечном счёте на усмотрение не столько аналитиков и экспертов, сколько политиков, их субъективного восприятия реалий.
Именно в силу этих обстоятельств можно сделать вывод о том, что как при формировании МО в мире и в отдельном регионе, так и при планировании долгосрочной политики коалиции или иного субъекта МО необходимо изначально исходить из возможной важнейшей роли информационно-когнитивных факторов. В особенности, если те влияют на формирование представлений истеблишмента о системе ценностей и национальных приоритетах страны. Искаженная сознательно система ценностей советского общества конца 80-х годов, создала максимально благоприятные условия для политических и социально-экономических уступок правящей горбачёвско-яковлевской элиты Западу, которые были сопоставимы с политической капитуляцией.
Изменения в этой системе ценностей, как и в целом в когнитивно-информационной области правящей элиты России, медленно начались только в середине 90-х годов, когда истеблишмент ощутил прямую угрозу своим групповым и личным интересам со стороны Запада. Это процесс медленно развивался, приобретая порой самые крайние формы, но приобрел более или менее оформленные очертания к 2008 году когда выступление В. Путина в Мюнхене и откровенное игнорирование интересов России Западом в конфликте с Грузией сделало этот «когнитивный диссонанс» публично не приемлемым для большинства граждан страны.
Таким образом сдвиги в когннитивно-информационной области в общественном сознании нередко определяют политический вектор развития. Между тем такое субъективное восприятие МО и ВПО политиками нередко оказывается ошибочным. Примеров – масса, причём примеров уже из современной политики: С. Хусейн не верил, что его угрозы не воспринимаются всерьез на Западе, а потому и не верил в нападение до самого последнего часа. М. Каддафи был убеждён, что его не обманут и т. д. Даже Н. Хрущёв до самого последнего часа в октябре 1964 года не верил, что его предадут друзья по политбюро.
Между тем недооценка или переоценка этих групп факторов неизбежно ведет к политическим ошибкам в планировании. Так, например, популярные в Словакии настроения в пользу «славянства» и дружбы с Россией, не помешали Словакии вступить в НАТО и принимать непопулярные военно-политические решения в отношении России.
______________________________________
[1] Тенет Дж. В центре шторма. Откровения экс-главы ЦРУ. М.: Эксмо, 2008, с. 305.
[2] Социальная технология – зд.: совокупность методов и приёмов, позволяющих добиваться результатов в задачах взаимодействия между людьми, то есть по сути социальная технология – это структура коммуникативных воздействий, изменяющих социальные системы или ситуации, в политически нужном направлении.
[3] Кейтель В. Размышления перед казнью. М.: Вече, 2017, сс. 310, 311.
[4] Истэблишмент – зд.: правящие круги, широкая часть политической элиты. Совокупность людей, занимающих ключевые позиции в социально-политической системе и формирующих общественное мнение, а также совокупность институтов, с помощью которых эти люди поддерживают существующий социальный порядок (в данном случае в Конгрессе США и СМИ).
[5] Примечательно то, как Дж. Тенет охарактеризовал неправительственные организации, которые, по его мнению, «могут быть удобным прикрытием для террористической деятельности, поскольку и них есть законные основания для манипуляций информацией, материалами и деньгами». См.: Тенет Дж. В центре шторма. Откровения экс-главы ЦРУ. М.: Эсксмо, 2008, сс. 306–307.
